Семейство Бриджертон, пожалуй, одно из самых плодовитых в высших слоях общества. Подобное усердие со стороны виконтессы и покойного ныне виконта, несомненно, достойно похвалы. Несколько банальным может показаться лишь выбор имен для их восьмерых детей: Энтони, Бенедикт, Колин, Дафна, Элоиза, Франческа, Грегори и Гиацинта — потому что, хотя порядок хорош во всем, некоторым может показаться, что разумные родители могли бы давать своим детям имена вне всякой зависимости от порядка букв в алфавите[1].

Более того, если вам, благосклонный читатель, доведется увидеть их всех — виконтессу и восьмерых ее детей — в одной комнате, вас может удивить, даже испугать мысль, что перед вами один и тот же человек, но раздвоившийся, растроившийся, развосьмерившийся… И хотя ваш автор должен признаться, что у него никогда не хватало времени сравнивать цвет глаз у всех восьмерых, тем не менее по комплекции и по роскоши каштанового цвета волос они тоже не слишком отличаются друг от друга. Можно только посочувствовать виконтессе в ее поисках выгодных партий для своего потомства и выразить сожаление, что ни одно из ее чад выгодно не выделяется среди окружающих. И все же есть одно бесспорное преимущество у этой семьи, все члены которой так похожи друг на друга, — никто на свете не посмеет усомниться в законности их происхождения.

Ах, благосклонный читатель, преданный вам автор желает, чтобы во всех семьях существовала такая уверенность…

«Светская хроника леди Уислдаун», 26 апреля 1813 года

— О-ох!

Вайолет Бриджертон с отвращением скомкала листок газеты и швырнула в противоположный угол гостиной.

Ее дочь Дафна сочла благоразумным не обратить внимания на возмущение матери и продолжала заниматься вышиванием. Но не тут-то было.

— Ты читала, что она пишет? — обратилась к ней мать. — Читала?

Дафна нашла глазами комок бумаги, мирно лежащий под столом красного дерева, и ответила:

— У меня не было возможности сделать это до того, как ты так удачно расправилась с ним.

— Тогда прочти! — трагическим тоном велела Вайолет. — И узнаешь, как эта женщина злословит по нашему поводу.

С невозмутимым лицом дочь отложила в сторону вышивание и извлекла из-под стола то, во что превратилась газета. Разгладив листок, она пробежала глазами ту часть «Хроники», которая имела отношение к их семье, и подняла голову.

— Не так уж страшно, мама, — сказала она. — А в сравнении с тем, что она писала на прошлой неделе о семье Фезерингтонов, сплошные комплименты.

Мать с отвращением мотнула головой.

— Ты полагаешь, мне будет легко найти тебе жениха, если эта женщина не прикусит свой мерзкий язык?

Дафна глубоко вздохнула. После двух сезонов в Лондоне одно упоминание о замужестве вызывало у нее боль в висках. Она хотела выйти замуж, правда, даже не надеясь, что это будет обязательно по большой любви. Ведь разве не настоящее чудо — любовь, и разве так уж страшно, если ее заменит просто симпатия, подлинная дружба?

До этого дня уже четверо просили ее руки, однако, как только Дафна начинала думать, что с этим человеком ей предстоит провести остаток жизни, ей становилось не по себе. А с другой стороны, было немало мужчин, которые, как ей казалось, могли бы стать для нее желанными супругами, но некоторое затруднение было в том, что ни один из них не изъявлял намерения взять ее в жены. О, им всем она нравилась, это не вызывало сомнений! Они ценили ее быстрый ум, находчивость, доброту, привлекательность, наконец. Но в то же время никто не замирал в ее присутствии, не лишался дара речи, созерцая ее красоту, не пытался слагать стихи и поэмы в ее честь.

Мужчины, пришла она к горестному заключению, интересуются больше теми женщинами, в ком чувствуют силу, кто умеет подавить их. Она же не из таких. Многие говорили, что просто обожают ее, потому что с ней всегда легко, она умеет понимать чужие мысли и чувства. Один из них, который, по мнению Дафны, мог бы стать хорошим мужем, как-то сказал:

— Черт возьми, Дафф, ты совсем не похожа на большинство женщин — какая-то прелестно нормальная.

Она могла бы посчитать это многообещающим комплиментом, если бы говоривший не отправился после этих слов на поиски куда-то запропастившейся белокурой красотки…

Дафна опустила глаза и заметила, что рука ее сжата в кулак, а подняв взор, обнаружила, что мать не сводит с нее глаз в ожидании ответа. Поскольку совсем недавно она уже издавала глубокий вздох, то больше делать этого не стала, а просто произнесла:

— Уверена, мама, что писания леди Уислдаун нисколько не уменьшат моих шансов обрести мужа.

— Но, Дафна, мы с тобой находимся в ожидании уже целых два года!

— А леди Уислдаун начала издавать свою газету всего три месяца назад, мама. Так что не следует бедняжку винить.

— Я — буду винить! — упрямо сказала мать.

Дафна вонзила ногти себе в ладонь, чтобы таким образом заглушить острое желание вступить в спор. Она понимала: мать старается стоять на страже ее интересов во имя любви к ней. И она любила мать и до того, как наступил ее брачный возраст, считала Вайолет самой лучшей из всех матерей. Та и сейчас, пожалуй, оставалась такой и только иногда — разговорами на матримониальную тему — вызывала у дочери некоторую досаду и раздражение. Но разве не оправдывало бедную Вайолет то, что кроме Дафны ей предстояло выдать замуж еще трех дочерей?

Мать прижала к груди хрупкую руку.

— Эта женщина бросает тень на твое происхождение, Дафна!

— Ничего подобного, мама, — спокойно ответила она. Нужно быть всегда спокойной и осторожной, Когда осмеливаешься возражать матери. — Там сказано, что, наоборот, в законности нашего происхождения не может быть никаких сомнений. Такое, согласись, говорится далеко не о каждой многодетной семье, особенно великосветской.

— Ей не следовало вообще писать об этом! — не успокаивалась, Вайолет.

— Но, мама, она же автор скандальной «Хроники». Ее работа в том и заключается.

— Неизвестно даже, существует ли она вообще в природе, эта леди Уислдаун! — проворчала мать. — Никогда не слышала такого имени. Конечно, она не из нашего круга. Приличная женщина никогда бы не позволила себе подобного.

— Именно из нашего, мама, — все так же спокойно и рассудительно отвечала Дафна, не отрываясь от вышивания и скрывая таким образом озорной блеск в глазах. — Иначе откуда бы ей знать столько подробностей нашей жизни. Не думаешь ведь ты, что она заглядывает по ночам в окна или прячется под мебелью?

— Мне перестает нравиться твой тон, Дафна, — сухо заявила мать.

Дочь ответила лучезарной улыбкой. Она хорошо знала эту фразу: мать произносила ее всякий раз, когда кто-то из детей побеждал ее в споре — пускай в самом пустяковом. Но так скучно сидеть за вышиванием — почему немного не поддразнить мать?