— Кстати, мама, я бы совсем не удивилась, узнав, что леди Уислдаун — одна из твоих добрых знакомых.

— Прикуси свой язычок, Дафна Бриджертон! Никто из моих друзей не опустится так низко.

— Согласна, — сдалась дочь. — Тогда это наверняка кто-то, кого мы хорошо знаем. Никто из посторонних не может быть в курсе таких подробностей, которые она публикует в своей газетенке.

— Кто бы она ни была, — решительно сказала Вайолет, — я не хочу иметь с ней никакого дела.

— Тогда лучше всего не покупать ее «Хронику», не правда ли? — простодушно заметила дочь.

— А что это изменит? Все равно все остальные покупают и будут покупать. И я окажусь в дурацком положении: они будут знать последние сплетни, а я нет.

Дафна не могла не согласиться с матерью, но сделала это молча: ее задор иссяк.

Великосветский Лондон почти уже привык за последние три месяца к газете леди Уислдаун, которая регулярно появлялась возле дверей аристократических домов по понедельникам, средам и субботам. Именно появлялась — потому что просто лежала там, и никто не требовал за нее деньги. Но в один прекрасный день в начале четвертого месяца «благосклонным читателям» объяснили, что теперь каждая «Хроника» будет стоить пять пенсов. Подумать только: целых пять пенсов за букет сплетен! Да, но зато каких сплетен — самых свежих.

Дафна искренне восхищалась смекалкой и проницательностью таинственной леди Уислдаун: как ловко та поддела на крючок своих читателей (точнее, читательниц) и как быстро она, по-видимому, разбогатеет!

Пока Вайолет, шагая по комнате, продолжала возмущаться этой выскочкой, Дафна успела пробежать глазами остальную часть скандальной «Хроники». Это была мешанина из светских новостей, оскорблений и комплиментов, вопросов и ответов. Что отличало газетенку от прежних изданий того же пошиба — это, пожалуй, то, что здесь не было места намекам и догадкам: все называлось своими именами, в том числе и сами имена. Никаких «лорд С.» или "леди Ф]. Все прямо и недвусмысленно. Высшее общество было, конечно, шокировано, задето, но и заворожено и находилось в постоянном ожидании, какие еще «жареные» новости появятся в очередной понедельник или пятницу.

В этом свежем листке Дафна прочитала и о вчерашнем вечернем бале, на котором не могла побывать, потому что в доме праздновался день рождения ее младшей сестры Гиацинты, а семейные праздники всегда бывали у них большим событием. Поскольку же сестер и братьев было, как уже говорилось, восемь (и мать — девятая), дни рождения отмечались чуть ли не каждый месяц.

— Ты все-таки читаешь эту чушь! — упрекнула ее Вайолет.

Дафна подняла голову, не ощущая никаких угрызений совести.

— Сегодня все довольно интересно, — сказала она. — Описывается бал у Мидлторпов, на котором Сесил Тамбли разбил целую гору бокалов для шампанского.

— Правда? — стараясь, чтобы 8 голосе не прозвучало заинтересованности, переспросила Вайолет. — Ничего себе. Сколько звона…

— И осколков, — уточнила Дафна. — Здесь такие подробности! Кто что сказал и кому… Во что одеты…

— И, наверное, свое мнение по поводу каждого туалета? — не удержалась от нового вопроса Вайолет. Дафна усмехнулась.

— Ладно, мама. Я знаю, на что ты намекаешь: что миссис Фезерингтон жутко выглядит в своем лиловом?

На лице Вайолет мелькнула удовлетворенная улыбка, которую она тут же попыталась согнать, но это ей не удалось, и она улыбнулась еще шире.

— Хорошо, — сказала она, подходя к дочери и усаживаясь рядом. — Довольно спорить. Дай и мне посмотреть. Что там еще случилось? Не пропустили мы чего-нибудь важного?

— Не беспокойся, мама, — уверенным тоном ответила Дафна, — с таким репортером, как леди Уислдаун, мы ничего не пропустим. — Она снова заглянула в листок. — Как будто сами там побывали. Даже больше узнаем, чем если бы сами… Вот, слушай… — Она стала читать:

— «Худой, как мумия, молодой человек, известный ранее под именем графа Клайвдона, почтил наконец несчастный город Лондон своим присутствием — теперь, когда стал новоиспеченным герцогом Гастингсом». — Она умолкла, чтобы набрать воздуха, и продолжила:

— «Его светлость шесть лет провел за границей, и случайно ли совпадение, что вернулся он только после того, как старый герцог Гастингс отошел в мир иной?» — Дафна снова прекратила чтение и сказала с неодобрением:

— Она все-таки довольно груба и беспардонна в своих предположениях, эта леди Уислдаун. Ты права, мама. — И после паузы проговорила:

— Кажется, у нашего Энтони был в друзьях какой-то Клайвдон? Я не ошибаюсь?

— Да, да, он теперь и стал Гастингсом. Энтони учился с ним в Итоне и потом в Оксфорде. Они, по-моему, дружили одно время. — Вайолет наморщила лоб, вспоминая. — Насколько я знаю, этот юноша отличался дурным характером. Большой задира и шалопай. И всегда не в ладах со своим отцом. Но говорили, что с большими способностями. Особенно в этом… как ее… в математике. Чего не могу сказать о своих детях, — добавила она с тонкой улыбкой, говорящей о наличии у нее чувства юмора, о чем дочь прекрасно знала.

— Ну, ну, мама, — утешила ее Дафна. — Не переживай так сильно. Если бы девушек принимали в Оксфорд, я тоже была бы там не из последних. Правда, не по математике.

Вайолет фыркнула:

— Как же! Помню, мне приходилось проверять твои тетрадки, когда гувернантка болела. Сплошной кошмар!

— Зато как я знала историю! — Дафна в который уже раз заглянула в газету. — Положительно, меня заинтересовал этот тощий, как здесь написано, и трудный по характеру, как утверждаешь ты, субъект. Во всяком случае, что-то новое на нашем скучном небосклоне.

Вайолет бросила на нее настороженный взгляд.

— Он совершенно не подходит для молодой леди твоего возраста!

— Забавно, как вольно ты играешь моим возрастом, мама. С одной стороны, по твоему утверждению, я настолько молода, что не должна водиться с друзьями и одногодками Энтони, а с другой — проливаешь слезы по поводу того, что я уже вышла из возраста, когда выдают замуж.

— Дафна Бриджертон, мне не…

— …нравится твой тон, — подсказала Дафна. — Но ты все равно любишь меня. Верно, мама?

Мать рассмеялась и обняла Дафну за плечи.

— Ты заслуживаешь любви, моя дорогая. Дафна потерлась своей щекой о материнскую.

— Это проклятие всех матерей, я знаю. Они обязаны любить тех, кого породили, какими бы те ни были.

Вайолет вздохнула:

— Так тоже бывает. Но меня судьба пошалила. Надеюсь, однажды у тебя тоже появятся дети и ты…

— Тоже будешь их любить, как я вас, — договорила за нее Дафна и положила голову ей на плечо.

Ее мать, возможно, была излишне придирчива, а отец всегда больше интересовался собаками и охотой, нежели домашними и общественными делами, но родители были счастливы в браке, любили друг друга, детей, и в доме царили веселье и доброта.