Ничего не случилось, но появление этой тени оставило неприятный осадок. Отвратительное ощущение, что нас преследуют, обволокло, словно холодный липкий лишай. Такое необъяснимое, сковывавшее всего меня напряжение я уже вроде бы испытывал, но где? Я посмотрел на Дейва. Кожа у него стала сероватой, будто туман проник и под нее.

– Уходим! – одними губами выговорил я.

Он лихорадочно закивал.

Очень медленно, тихо, крепко держась друг за друга, мы обогнули колонну. За ней возвышались новые ряды колонн, а ведь когда мы сюда шли, их не было, следовательно, мы свернули неверно. Если здесь применимы нормальные рассуждения…

Почему вдруг я так подумал? Когда и где такие рассуждения были бы неприменимы?

В памяти шевельнулось что-то неясное, как тень в тумане. Что-то, от чего я до сих пор просыпаюсь перед рассветом в холодном поту. Просыпаюсь в смятении, раздираемый противоречивыми чувствами, словно крутясь в искрящемся колесе. Последние годы это случается реже, но однажды, не так давно, когда я, задыхаясь, сел в постели, девушка, с которой я проводил ночь, приложила к моей щеке руку и удивленно воскликнула:

– Да ты весь в поту! У тебя жар?

Ну с чего эта безмозглая дурочка так поразилась?

– Стив, никак ты плакал?

Будь это несколькими годами раньше, я бы просто выставил её за дверь, да и тогда такое искушение у меня возникло. Но острее всего я испытал чувство потери. Только непонятно какой? Потери чего-то определенного, потери, с которой я не мог смириться, потери чего-то, что я не хотел уточнять. Моя квартира, огромная, похожая на сарай, тонула в темноте, но в гостиной, под галереей, что служила мне спальней, я заметил какое-то свечение, свет будто висел в пустоте. Я вылез из постели и прошлепал по ступеням мимо разбросанной (что не говорило в пользу её обладательницы) одежды моей девицы. Оказалось, что это всего-навсего луна освещает каминную полку из серого портлендского мрамора и висящий над ней старинный меч. Дизайнер просто рыдал, глядя на него, настолько меч не вписывался в созданный по его постмодернистскому вкусу интерьер. Большинство моих гостей было на стороне творца интерьеров, но я расставаться с мечом не желал. Я коснулся совершенного по форме и холодного, как застывшая вода, клинка. Я порывисто прижался к нему горячим лбом, и смятение, казалось, стихло. Потом я приготовил коктейли и понес их в спальню. У девицы хватило ума не приставать ко мне с расспросами, так что до восхода солнца мы провели время с приятностью. Но ощущение чего-то мрачного после того смутного сна не оставляло меня. И сейчас я каким-то образом понял, как бывает с давно забытым запахом или вкусом, что все происходящее здесь надвинулось на нас из того темного сна.

Обнаружив колонны, мы поспешно повернули назад, пугливо озираясь по сторонам, ибо каждый шорох в тумане звучал угрожающе. Мы завернули за угол, надеясь, что возвращаемся…

И вдруг нас залил свет, словно его неожиданно кто-то включил, вокруг опять было тепло и светло, та же самая липкая грязь под ногами, та же многослойная вонь. После бесформенной пустоты, в которой нам только что довелось побывать, мы чуть ли не обрадовались этому. Во всяком случае, грязные стены здесь были устойчивы и неподвижны.

– Слава Богу! Тот самый закоулок! – Дейв с облегчением улыбнулся. – Давай скорей отсюда!

Но когда мы обернулись, оказалось, что улица теперь отнюдь не безлюдна. Ещё мгновение назад я бы обрадовался кому угодно, но эти…

По сравнению со мной и даже с Дейвом они были не велики ростом, но их набежала целая толпа. Все были явно местные, но странно неопределенных национальностей, лица цвета светлой бронзы напоминали осклабленные маски, и, вероятно, даже родные матери не дерзнули бы назвать их славными: сломанные носы, шрамы, рты, в которых виднелось всего по несколько зубов, похожих на старые могильные плиты. И все они были в допотопных синих мешковатых робах, перехваченных черными поясами, что неприятно напоминало военную форму, хотя сами они казались грязными и оборванными. На некую военизированность намекали и длинные ножи с волнистыми лезвиями в их руках. Выразительно и угрожающе размахивая ими, они медленно надвигались на нас, злорадно покачивая головами. Так же молча мы с Дейвом стали пятиться. Я видел, как покрылось каплями пота его лицо, чувствовал, что пот стекает мне за воротник. Нападавшие безжалостно, ровной поступью приближались, тесня нас к страшному углу.

– Неужели ты не можешь что-нибудь сделать? – прошипел, не разжимая губ, Дейв.

– Я?

– Ты же общепризнанный стратег! С секьюрити сколько каши съел, всё же только и говорят, какой ты отважный боец…

– Да был бы у меня хоть несчастный пистолет для игры в пейнтбол! Так ведь даже такого нет!

– Возьми мою зажигалку! Они решат…

– Не думаю, что её огонек смутит этих мальчуганов! Нам бы сейчас хороший пулемет!

Но даже когда я произносил эти слова, перед моими глазами маячил никак не пулемет, а мой меч! Вот он бы мне пригодился! Ведь однажды я им уже пользовался. Но где? Когда? Где я вообще подобрал эту штуковину? Где, как, когда? Где-то в районе старых доков? Лет восемь назад…

В доках!

Летом во время шторма я увидел, как взмывает над береговой стенкой в порту высоченная волна. Казалось, она состоит сплошь из брызг, но волна с грохотом обрушилась на набережную, где было множество лавок, магазинчиков, припаркованных машин, и когда водяное полотнище потянулось назад, там, откуда оно отступило, остались сумбур и хаос. Так и в моей голове смерчем пронеслись воспоминания, путаные и неясные воспоминания о морских боях и чувстве нестерпимого ужаса, о звездах, несущихся облаках и парусах, об океане и пожаре, о звоне клинков, о неведомой, светящейся изнутри женщине с волосами, клубящимися словно дым. О том, как однажды на темнеющем поле в мою ладонь по-собачьи ткнулась рукоятка меча. Всё это когда-то было. Невероятно, непостижимо, но было! Уверенность, что я это пережил, проникла в меня с твердостью и яркостью алмаза. А из этой уверенности, точно запоздавший росток, засветилась догадка, что делать сейчас…

С леденящим кровь воплем вожак стаи подпрыгнул, взмахнув ножом, нацеленным мне в горло. Чтобы испугаться, требуется время – у меня его не было. Я инстинктивно вскинул руку в тщетной попытке защититься, но испытывал при этом только гнев, яростный гнев, потому что мне, как назло, помешали в то самое мгновение, когда я вдруг понял, что надо делать. Вспыхнуло темное пламя. Быть убитым, уничтоженным именно сейчас – этого допустить нельзя! И словно водоворот, меня подхватило всепоглощающее стремление отразить атаку.

От нехватки кислорода в голове зашумело, глаза застлал красный мрак, а потом все почернело. Крохотная светлая точка вспыхнула в этой черноте где-то далеко-далеко, блеснула на фоне крутящегося тумана и стала медленно поворачиваться, словно тяжелое колесо. Вспышки света на спицах этого колеса больно били по глазам под закрытыми веками, свет становился все ближе, все ярче, все резче… Вдруг мои веки распахнулись. Время будто остановилось. Бандит все ещё, ощерившись, нависал надо мной. Нож уже опускался, но тут в мою раскрытую ладонь что-то с силой впечаталось.