запах навоза пропитал не только всю мою одежду, но и волосы, въелся в кожу.

Огромный ангар, где размещалась свиноферма, находился на территории поселения и на работу мы добирались пешком. Охраны, сопровождавшей заключенных на каждом шагу, здесь не было и иногда мне думалось, что вот шагни за периметр, и ты на свободе. Но это были обманчивые чувства. Побег карался строго.

Основная масса «жильцов» колонии была мужского пола и почти все они трудились на лесозаготовке. Несколько человек, как мне рассказала наша «старшая» – Алевтина, работало в теплице, на полях, и в коровнике. В последнем работали почти все женщины, которых здесь насчитывалось меньше четверти от всех отбывающих наказание. Но сейчас было лето, и коров перегнали на летний выгул, в десяти километрах от поселения.

Наша работа заключалась в уборке свинарника. Помещение свинофермы было разделено на две части проходом, застеленным деревянным настилом. По обе стороны прохода находились клети со свинками. В клетях уборкой занимался здоровый мужик с неприятным взглядом. Все что он выгребал из клетей, скапливалось в специальных желобах, а потом смывалось куда-то наружу. Когда желоба переполнялись, эта «ароматная» масса вываливалась на деревянный настил, и нам приходилось подгребать ее лопатами. У Степана, как звали этого заключенного, был напарник, но сейчас тот находился на лечении в местной районной больнице и в помощь ему, по уборке свинарника, направили нас.

Степан сразу положил глаз на Марину. Несколько раз он пытался с ней заговорить, но она, лишь испуганно опускала взгляд, боясь даже смотреть в его сторону. И отмалчивалась. Мне казалось, что это злило мужчину. Не получив ответа от девушки, он склабился, обнажая подгнившие и почерневшие от табака и чифира зубы.

– Я боюсь его, – пожаловалась мне Марина. – Он страшный, и похож на…. Чудовище.

– Мы все тут чудовища, – ответила я ей. – Белых и пушистых здесь нет.

Крыть на это было нечем. Марина отбывала наказание по той же статье, что и я. Богатый любовник подарил девушке на День рождения ключи от белоснежного Fiata, а через неделю объявил, что они расстаются, оставив машину ей, как маленькую компенсацию, за ее разбитые надежды.

Бедная студентка академии искусств, привыкшая к заботе и вниманию, и что говорить, к благополучной жизни на деньги состоятельного «папика», в этот же день «накачалась с горя» в одном из баров. Дальше она не помнила, как села за руль, и как наехала на пешехода.

– Потерпи немного, – глядя на несчастное лицо Марины, успокаивала я девушку. – Алевтина говорит, что его напарника скоро выпишут из больницы и нас переведут куда-нибудь, подальше от свинарника, – я похрюкала, изобразив поросенка, чем насмешила Марину, и страх из ее глаз исчез.

Но у Степана, видимо, были свои планы на девушку.

3

– Серебрянская, к начальнику вызывают, – голос Алевтины, нашего бригадира отрывает меня от работы.

– Зачем?

– Не докладывали.

– Слышишь, к начальнику вызывают зачем-то – говорю я Машке, здоровенной свиноматке, с которой у меня завязались «особые» отношения. Не знаю почему, но эта хрюшка запомнила меня в лицо и каждое утро лишь только услышав мой голос, встречала, подбегая к загороди своей «тюрьмы». Глупо, но порой я сравнивала наше с ней положение. Единственное, что радовало, так то, что я все-таки, рано или поздно, выйду отсюда.

Снова вхожу в кабинет начальника колонии, попутно замечая мелкие детали интерьера, те, что в первое свое посещение не заметила. Например, элегантные, под цвет бежевых стен, шторы на окне. Или вот, электронная фоторамка на столе, хоть с моего места и не видно кто на фотографии, но воображение тут же нарисовало портрет, похожих, как две капли воды друг на друга, мать и дочь.

– А, Серебрянская…. – начальник на секунду отрывает взгляд от экрана компьютера. – Присаживайся.

Я сажусь на предложенный стул, скромно сложив руки на коленках.

– Ну, что? Как адаптируешься?

– Нормально.

Он глянул из-под очков, будто не поверил моим словам.

– Условия удовлетворительные? Никто не обижает?

– Все в порядке, Андрей Петрович.

– Хорошо. Иди, работай, – и уже в дверях меня догнала его реплика: – Если что, сразу обращайся ко мне.

Я согласно киваю, но он уже вернулся к своим делам, попутно пробурчав себе под нос:

– А-то любите вы через голову жаловаться.

Меня сразу насторожило отсутствие Марины и Степана в поле зрения. Схватив оставленную в углу, на входе в свинарник, лопату я бросилась в дальний угол, за клети, откуда, как мне показалось, послышался сдавленный крик.

Он навалился на девушку всем своим телом, из-под которого виднелись лишь ее оголенные коленки. Не говоря ни слова, я огрела насильника тяжелой лопатой сначала по спине, а когда он повернул свою потную и красную, от вожделения и возбуждения харю, со всей силы, припечатала еще и по ней.

– Маринка, ты живая там, – чуть не плача, я стащила потерявшего сознание мужчину с подруги. На нее было жалко смотреть: рубашка и брюки разодраны, а на скуле растекался здоровый кровоподтек. Она была в сознании и, увидев меня, разрыдалась. Я прижала ее к себе, стала гладить по волосам, успокаивать. Ее трясло.

Минут через пять, до меня дошло, что Степан не шевелится. Я проверила пульс, он был еле слышим.

– Белла, – Марина пыталась прикрыть оголенную грудь рваной рубашкой, – он что, мертвый?

– Живой.

Она разрыдалась.

– Маринка, хватит реветь, – я сняла с вешалки висящий в этом углу темно-синий рабочий халат ветеринара и бросила его девушке. – Одевай и иди в медчасть.

– А ты?

– Буду решать, что с этим делать, – я показала на все так же лежащее на грязном полу тело мужчины.

У нее округлились глаза.

– Хватит придумывать, – пресекла я ее воображение. – Пойду к Николаю, у него нашатырь должен быть в аптечке.

***

– Нехорошо, заключенная Серебрянская, начинаете отбытие своего наказания.

– Мне нужно было присесть рядышком и наблюдать?

– А вы, что называется, не ерничайте! – начальник колонии опять перешел на «вы». – Не стерлось бы у Малининой от одного раза!

Я остолбенела. Подполковник видимо понял, что ляпнул что-то не то. Тон его смягчился:

– Ты ведь могла убить Чубенко, – имея в виду Степана, сказал он.

– В чугунной голове мозгов нет, – съязвила я.

– Это у тебя мозгов нет, – снова взъелся подполковник. – Тебе ведь уже совсем другой срок светил. Ты это понимаешь? И не здесь. Здесь что? – Хоть какая, да свобода! А в Зоне таких как ты, – он сделал жест руками, – в бараний рог!

– Андрей Петрович, я не специально. Я как увидела…. Какое-то помутнение.

Оправдание было слабым, но подействовало.

– Ладно, – успокоился он. – Пока Чубенко на