– Да это он специально подсуживает! – снова подкинулся Гребенщиков. – На самом деле это бабочка! По всем поэтическим канонам – она! А ромашка… Фу-у-у! Деревенское посконное убожество! Это вообще никуда не годится! У Орлова просто нет поэтического вкуса!

– Борис, умей проигрывать! Тебе в будущем это пригодится! – хмыкнул я в ответ. – И поэтов я люблю, и вкус у меня присутствует, хоть я это и не выпячиваю когда нужно и не нужно.

– Пригодится? Проигрывать? Да ты в своём уме? – тут же набычился он. – А насчет вкуса… Скажи, что ты ещё и на гитаре умеешь играть? Ещё и петь могёшь?

Умница Тамара поняла, что спор о судействе переходит в более спокойное русло поэтических разборок и тут же подхватила зацепку:

– А в самом деле! Ребята, давайте попросим нашего уважаемого ведущего сыграть на гитаре и спеть? Я вижу, что ВИА «Веселые голоса» уже отдохнули и рвутся на сцену, так может для разогрева Миша Орлов сыграет нам одну из песен, а мы послушаем? Ну что же, про-сим! Про-сим! Про-сим!

Возникшая неловкая пауза осталась позади. Студенты тут же переключились на новую забаву – посмотреть на то, как может опозориться ведущий. Ну да, люди вечно хотят хлеба и зрелищ. И если я сейчас лоханусь, то это будет моим позором. А если выдержу и покажу себя с хорошей стороны, то уже Гребенщиков будет вынужден держать лицо и показывать, что всё так и задумывалось.

Я поднял руку, привлекая внимание:

– Друзья! Мне брошен вызов. Новогоднее сомнение в моём невероятном таланте и необыкновенной скромности! (в зале раздался дружный смех) Что же, я отвечу на это песней. Товарищ Королёв, можно воспользоваться гитарой вашей группы?

Вокалист группы «Весёлые голоса» махнул рукой в ответ. Ему тоже стал интересен наш спор. Гитарист из группы поднёс мне свою гитару:

– Аккуратнее с ней, товарищ ведущий. Она много где со мной побывала.

– Я буду с ней как с родной, – подмигнул я в ответ.

Гребенщиков с ухмылкой смотрел на то, как я сел на стул и провел по струнам пальцами. После раздавшегося перебора его ухмылка померкла. Ну да, по повадкам гитариста можно сразу понять – опытный он или только «Кузнечика» может сыграть.

У меня возникла мысль о шалости. Если в моём времени «Аквариум» и Гребенщикова знали в основном только по одной песне, которая им даже не принадлежала, то почему бы её и не сыграть прямо сейчас? Тем более, что в семьдесят четвертом она уже начнет гулять по стране.

– Эта музыка была написана нашим соотечественником, ленинградцем, композитором, который ради того, чтобы она прорвалась к слушателю, был вынужден прибегнуть к мистификации с отсылом к эпохе Ренессанса. Не так давно умерший Владимир Вавилов был очень скромным человеком, его музыка знакома нам по картинам «Союзмультфильма», но нигде не было поставлено его фамилии… А текст песни написал другой ленинградец, Анри Волхонский. Он только услышал музыку и его это так захватило, что не смог удержаться…

Да, я не сказал, что Анри Волхонский в это время уже выехал в Израиль. Но этого и не надо было говорить, чтобы комсорг не замахал руками и не потребовал от меня слезть со сцены. Я кивнул, дождался полной тишины, а после начал струнный перебор. Гитара зазвучала так нежно и ласково, словно в руках оказалась лютня. Музыка начала своё волшебство…

И вот вокруг уже был не актовый зал университета, а зал дворца. Передо мной растворились молодые люди в мешковатых костюмах и девушки в воздушных платьях, а возникли графья, лорды, высший цвет дворянства. Сейчас проходит бал, а я тот самый менестрель, что песней способен очищать души и сердца.

– Над небом голубым, есть город золотой, с прозрачными воротами и яркою стеной…

Песня полилась над притихшими студентами. Она прошлась по душам и мыслям. Я видел это в загоревшихся глазах. Меня слушали внимательно, не перебивали, затаив дыхание. В этих людях ещё не начал активно ворочаться червячок цинизма и равнодушия. Они могли внимать и с радостью принимали всё новое и необычное.

Уже когда последний аккорд прозвучал в тишине, то раздались несмелые хлопки. Через секунду эти хлопки перешли в «бурные, непрекращающиеся аплодисменты». Путин показал поднятый вверх палец и тоже захлопал. Как и любой автор-исполнитель, очень ревнивый к чужой славе, Гребенщиков презрительно сморщил нос и отвернулся. Я же с улыбкой раскланялся и вернул гитару владельцу.

На душе было то самое ощущение, когда сходишь с ринга, где только что отстоял двенадцать трудных раундов и вскинул руки в победном жесте.

– Перепишешь потом слова? – спросил вокалист Королёв.

– Обязательно, – кивнул я в ответ. – А сейчас уступаю сцену вам. После грусти люди захотят веселья.

– Хочете веселья? – дурашливо ответил Королёв. – Их есть у меня!

Я подал руку Тамаре, после чего мы вместе спустились со сцены.

А позади нас раздались знакомые аккорды и задорный голос Королёва затянул:

– Мы вам честно сказать хотим – на девчонок мы больше не глядим!

Как удержаться от танца, когда вокруг всё пришло в подобие броуновского движения? Только подхватить подругу под локоток и закружиться с ней в танцевальном гимне молодости, силы и здоровья!

Я и не сдерживался. Подрыгивался, подергивался как мог, стараясь не отставать от окружающих меня танцоров. Да, прыгал как козлик, но тут все так делали, поэтому я не выделялся особо. Допрыгался до того, что Тамара замотала головой и проговорила мне на ухо:

– Я ненадолго тебя оставлю! Не растеряй свой пыл, нам ещё танцевать и танцевать!

– Да я даже не вспотел! – подмигнул я в ответ.

Тамара улыбнулась и двинулась в сторону туалетов. Я посмотрел на округлую попку, прорисовывающуюся сквозь ткань юбки, и невольно вздохнул. Хороша, чертовка! Хороша, но недоступна. Почему-то для себя я строго-настрого наказал не развращать девчонку.

Может, потому что дорожил дружбой? Всё-таки в этом мире у меня не так уж много было друзей, чтобы терять их в сиюминутную угоду удовлетворения страсти.

– Привет, шпунтик не интересует? – подскочил ко мне молодой человек в роговых очках, украшенных мишурой.

Он был весь как на шарнирах, словно пародировал Челентано. Казалось, что у него танцевали даже уши. Красная рубашка и зауженная жилетка вкупе с брюками-дудочками дополняли образ итальянского мачо.

– Чего? Какой шпунтик? – не понял сперва я.

– Ну, шпунтик, дурбазол, винт, –