— Никогда бы не подумала, что специалисты по консалтингу валяются на улице. Дернула меня нелегкая!

— А может, ты свою судьбу притарабанила? — мечтательно спросила Майка.

Как в воду глядела. Но тогда Майкины слова показались мне верхом абсурда. Еще не хватало мне женихов с газонов подбирать! Майка — неисправимый романтик. И я презрительно хмыкнула, покрутила пальцем у виска.

— Нет, Лида, правда! — продолжала Майка. — Я же его обследовала.

— Чего-чего?

— Внешне осмотрела. Лидка, он приличный. Хоть и грязный, но не бомж. Ботинки, брюки, рубашка, джемпер, куртка — все фирменное, дорогое.

— Как обстоит дело с его нижним бельем? Без заплат?

— Она еще надо мной издевается! Чья бы корова мычала. Знаешь, сколько стоит его бумажник? Сто долларов, не меньше, у моего папы такой. А в бумажнике…

— Давай присвоим?

Разнеженной, в благоухающей ванне, с чашкой ароматного чая в руках, теперь мне легко было потешаться.

— А что? — прихлебывала я чай. — Нешто не заработала? Не будь меня сердобольной, валялся бы под дождем, простудился насквозь. А сейчас — верх комфорта, спит в тепле, вдыхает терпкий аромат нашей обуви. Сколько возьмем? По таксе. Такса — по нашему усмотрению. Оставь мелочишку на проезд в метро, остальное экспроприируй. Купишь себе сумку новую, а я зимние сапоги справлю. И еще микроволновку приобретем, чтобы не было хлопот с разогреванием ужина для меня. Как там, кстати, пюре и котлеты? Съем все, тарелку оближу. Майечка, куколка, покормишь?

— Ой, Лида! — поднялась моя подруга. — Я тебя иногда не понимаю. То есть периодически часто не понимаю. Два года знаю, а ты по-прежнему сюрпризы преподносишь. То простая как валенок, неприспособленная к жизни, то знания обнаруживаешь, которыми только нобелевские лауреаты владеют. Вроде генома человека. Помнишь? Ты мне рассказывала-объясняла, а у меня только собственная мысль в памяти осталась: какая Лидка умная! С другой стороны, найти дуру, которая пьяного мужика к себе домой тащит…

— Есть хочу! — завопила я и поболтала ногами, на Майю полетели брызги. — Хватит песочить. Голодному человеку психоанализ противопоказан.

— Не брызгайся! Как ребенок, честное слово! Иди, ужинай, я все разогрела. И вытирайся своим, голубым полотенцем, а не моим розовым. Тысячу раз тебе говорила: мое — розовое, твое — голубое. Она еще и дальтоник, неряха, параноидальная личность, — бурчала Майя, выходя. — За что люблю, если моими полотенцами вытирается?

Тело, храпящее в нашей прихожей, не вызывало у меня ничего, кроме презрения и раздражения. Приятно ли видеть свидетельство собственной глупости?

Майка сняла с него ботинки, подложила под голову подушку и укрыла пледом. С определенной точки зрения, проявила о Максиме заботы не меньше, чем я.

Как рассказывал потом Максим, его намеренно отравили, только обчистить не успели. У него были неприятности и настроение хуже не придумаешь. В чисто мужской манере он решил поправить состояние духа. Зашел в бар, опрокинул несколько рюмок коньяку. Не помогло. Заглянул в другой бар, еще принял. Так шел по улице и заглядывал в каждое питейное заведение. О том, что может надраться в стельку, не беспокоился. Сильный, мол, на спиртное, цистерну на грудь примет — и хоть бы хны. В состоянии «хны» он приземлился в каком-то ресторане. Прилипла девица: угости фирменным здешним коктейлем, чего тебе, жалко? И сам попробуй, забойная вещь. Максим и заказал коктейли. И уже после нескольких глотков почувствовал — творится неладное. Его хваленая система обмена-распада алкоголя резко сломалась. Перед глазами поплыло, стены закачались. Тут, на его удачу, в ресторане что-то произошло: милиция нагрянула или бандиты. Девица исчезла, народ забегал. Собрав остатки воли в кулак, Максим побрел к выходу. Далее — черная дыра. Как далеко он ушел от того ресторана, где свалился — ничего не помнит.

Утром очнулся, поняв наконец, что его беспокоит в полусне-полубреду: невероятно давние, заиленные годами и годами младенческие ощущения. Влажное тепло, исходящее от одежды, неприятное и уютное одновременно. Не хватает только голоса мамы: «А кто у нас намочил штанишки? Опять Максинька не попросился на горшок».

«Под себя сходил, что ли? — подумал Максим. — Здравствуй, детство! Кто видел позор?»

Открыл глаза: совершенно незнакомая обстановка. Темные дыры чего-то, напоминающего… Да это же дамские туфли! Откуда? Что-то в ухо тычется. Вытащил, навел резкость, рассмотрел: каблук-шпилька.

Где я? Что вчера было? Помню бар, еще бар, коньяк, еще коньяк… Завязываю пить! …Бар-шлюха-коктейль… А дальше? Мрак беспамятства.

Спокойно. Оглядываюсь. Кажется, прихожая. Точно — чужая. С одной стороны — полка для обуви, с другой — стена, оклеенная дешевыми обоями. Под головой подушка в цветастой наволочке. Уже неплохо. Тот, кто дал узнику подушку, не станет его варить в котле со смолой. И пледом укрыт. Спасибо, конечно, за парниковый эффект. Прислушиваемся, принюхиваемся. Нет, ребята, под себя не сходил-таки, но близок. Срочно и немедленно требуется облегчиться. Если тут имеется прихожая с обувной полкой, то и туалет обязан быть. Остальное — потом.

Встали. Упали. Опять встали и опять упали. Значит, на четвереньках. Держимся. Двигаемся.

Грохот в прихожей услышала Майка. Она чутко спит, а мне — хоть из пушек стреляй. Над нашей с мамой квартирой жил рок-музыкант, репетировавший по ночам.

Выскакивает Майка, халатик поверх ночнушки, и видит: ползет наш алкоголик в сторону кухни на четвереньках, мычит и поскуливает, как человек, которому срочно нужно по-маленькому.

Дочапал до места, две двери. Голову к Майке повернул:

— Где туалет?

— Правая дверь.

— Спасибо.

Из туалета он вышел, покачиваясь, но на двух ногах.

— Руки помыть? — вежливо спросила Майя. — Соседняя дверь, ванная.

Ему бы, конечно, не руки мыть, а всего себя полностью. И одежду с засохшей грязью чистить и чистить.

Максим рассказывал, что в зеркале ванной узнал себя с трудом. Подставил голову под холодную воду и долго держал. Кое-как, ладонью, смыл грязь с одежды.

Возвращение в жизнь, в цивилизацию. Захотелось сделать что-то обрядово культурное, ритуальное, каждодневное. Он выдавил на палец зубную пасту и почистил зубы.

В это время Майя сидела на кухне и терзалась: поить чаем алкоголика или обойдется? Ход ее мыслей был странен и одновременно логичен. Пришелец будет пить чай, есть бутерброды. А колбасы и сыра осталось всего ничего. Лида уйдет в институт без завтрака. Она, то есть я, Лида, и так кандидатка на язву желудка.

За подсчетами кружочков колбасы и пластинок сыра (чайник она все-таки поставила) Майя совсем забыла, что у нас находятся документы и деньги приблуды.

Когда он появился из ванны, относительно облагороженный, Майка спросила: