Гарун рос вполне здравомыслящим юношей. Он не верил в сказки, не боялся появления чудовищ, ибо знал, что не бывает под рукой Аллаха всемилостивого и милосердного ничего подобного. Однако эта история, с виду такая простая и в то же время столь же чарующая, поколебала здравомыслие наследника.

– Его нет, однако его видят… Почему?

Этот вопрос оставался без ответа. И тогда Гарун решил, что если уж он собрался в странствие за легендами, то почему бы не отправиться сначала туда, в жаркое сердце страны Хинд, чтобы самому убедиться в том, что рядом с белым Тадж-Махалом, памятником великой любви, не стоит его черный собрат.

– Увы, мальчик, это мало похоже на легенду, – вынужден был согласиться первый советник дивана, к которому обратился Гарун. – Однако история все же таит в себе некую загадку. И, думаю, разгадка сделает честь любому…

– Да будет так!

Тем же вечером Гарун отдал необходимые распоряжения. И вот наконец экспедиция покинула городские стены, дабы проверить, сколь правдива легенда.

Дневные переходы сменялись ночными привалами. Дни складывались в недели, сухая жара пустыни переходила во влажную жару тропиков. Изнывали неутомимые верблюды, томились люди. Не унывал лишь Гарун. Его гнало вперед любопытство. Однако путь все продолжался, а до великого Дели было по-прежнему далеко.

– Должно быть, мы заплутали, – сказал как-то вечером Умар, сподвижник Гаруна. Чуть старше наследника престола и намного тучнее его, был Умар невысок ростом и мнил себя подлинным мудрецом. Насколько он умен, Гарун толком не знал, но ведал, что Умар воистину сказочно хитер, умеет найти выход в любой ситуации и дорогу к сердцу любого.

Одним словом, Умар был законченным пройдохой и потому более многих иных подходил на роль будущего визиря.

– Ох, Умар, но как же мы могли заплутать на дороге, которая изъезжена, исхожена и описана путешественниками тысячи раз?

Умар только пожимал плечами. И в самом деле, дорога была более чем исхожена и стократно описана. Стены Дели должны были еще третьего дня появиться на горизонте, однако вокруг расстилались рыжие, пропыленные долины, перемежаемые темными кущами манговых деревьев вокруг храмов, да виднелись изредка крошечные глиняные кубики деревенских домов.

Первая загадка не замедлила появиться. И разгадывать ее можно было бы бесконечно долго, однако деньги, это великое изобретение финикийцев, и здесь оказались более чем кстати: уже к вечеру Умар беседовал с очень худым, словно высохшим, печальным проводником в непременных белых дхоти. Он назвался хадимом-хранителем, однако имени своего открывать не стал.

– Тот, кто становится хранителем, теряет имя, теряет семью, теряет все. Отныне у него есть одна цель: охранять Врата от любопытных, которые могут нанести вред хрупкому Равновесию.

– Какие Врата, уважаемый? Равновесие чего?

Хадим покачал головой в чалме, некогда белой, а сейчас серо-рыжей, и ответил:

– Врата вы увидите завтра на рассвете. А о Равновесии знать странникам незачем, достаточно и того, что они услышат о нем.

– Подобные речи могут стоить тебе жизни, глупец!

Хадим пожал плечами.

– Все люди смертны. Но вы же не захотите найти свою кончину здесь, посреди высохшей равнины, верно? Если я не проведу вас через Врата, вы не достигнете цели своего странствия, а если закрою первый придел Врат, вы не сможете вернуться домой… Так что выбирайте, что для вас важнее, наказать наглеца или продолжить странствие.

– Прости моего слугу, уважаемый. – Гарун поклонился так низко, как только мог. – Он устал в дороге и мечтает продолжить путь. А потому не всегда может сдерживать свои чувства.

– Я не обижен, повелитель. А слуга твой… Что ж, он просто усталый слуга, сколь бы мудрым ни считал себя сам. Его служба впереди. И его возвышение, и его падение. Сейчас он лишь глупый толстый мальчишка. А потому гневаться на него может лишь такой же мальчишка. Я же стар и видел многое в этом мире и по эту сторону Врат, и по ту. Таких, как он, много. Таких же, как ты, совсем мало. Твоя судьба лежит через множество Врат, и мои лишь первые.

Гарун не без страха взглянул в глаза хадима, непроницаемо темные, страшные.

– Ты видишь мою судьбу? Можешь раскрыть, что ждет меня в будущем?

– Вижу, повелитель. Но раскрыть не могу, ибо это лишь образы. Раскрытие тайны грядущего навсегда меняет это самое грядущее. А потому удовлетворись лишь знанием того, что множество Врат есть множество лет. Тебе уготована великая судьба.

– Но ты же не сказал повелителю ничего нового, глупец! – Обида на «слугу» была отчетливо слышна в голосе Умара.

– У тебя, толстяк, – со злостью ответил проводник, – впереди нет более Врат… да и судьбу твою столь далеко, как у повелителя, я не вижу…

Гарун отчетливо расслышал в словах хадима простую детскую фразу «сам дурак». И улыбнулся.

– Да будет так, почтенный. Завтра поутру нам раскроются Врата. Но что будет дальше?

– Ты увидишь то, зачем пришел, – хадим пожал плечами.

– А потом? Что будет после этого?

– Ты примешь свою судьбу… Или не примешь оную.

– Но сможем ли мы вернуться обратно?

– Захотите ли вы вернуться, повелитель… Так следовало бы спросить. Однако если тебя интересует, открою ли я тебе Врата еще раз, дабы ты вернулся… Да, открою. Если ты пожелаешь вернуться.

– Благодарю тебя, почтенный!

Хадим кивнул. Лицо его стало неподвижным, похожим на маску или на лик древнего идола. Сумерки сгущались, огонек костра мог осветить уже лишь малую часть бесконечной тьмы.

Отдыхали люди, пофыркивали во сне лошади. Царила мгла, сгущаясь к Вратам, которые на фоне черноты ночи были непроницаемо темны.

«Но как же мы пройдем через эту мглу?» – в который уж раз задавал себе вопрос Гарун. И не находил ответа. Должно быть, пока не сделаешь шага, не узнаешь, правильным ли он был.

Утреннее солнце сразу окатило странников яростным зноем. Такое ощущение было даровано Гаруну лишь однажды, когда он впервые, еще совсем крохой, вошел в турецкие бани. Тот же нестерпимый жар, та же влажность, та же невозможность дышать…

«Это нас казнит судьба за то, что мы посмели сунуть нос в одну из ее тайн, – подумал юноша. – Но что с нами будет, когда мы решим полюбопытствовать еще раз?»

И, словно в ответ на этот вопрос, на фоне огромного огненного шара воздвиглись Врата, точь-в-точь такие же, как ночью, угольно-черные, играющие красными сполохами, чудовищно огромные и невыразимо страшные.

– И в то же время Врата эти не похожи ни на что виденное мною ранее, – пробормотал Гарун.

Хадим пожал плечами.

– Ты молод и видел столь мало… Они похожи на все прочие Врата, равно как и все Врата не похожи ни на что в этом мире… Смирись.