— Ну что, Над? — спросил капитан своего товарища. — Не прав ли я был, говоря, что в море никогда не следует отчаиваться?

— Прости меня, что я давеча вспылил, — отвечал Надод, — но если б ты только знал, как мне не хотелось умирать так близко от цели… Я всю свою жизнь жил одной мыслью — отомстить своему врагу, сказать ему: «Харальд Бьёрн, узнаешь ли ты Надода, узнаешь ли ты свою жертву?»… Да, Ингольф, я непременно должен рассказать тебе свою историю, и, быть может, ты тогда поймешь мои чувства и пожалеешь урода Надода, Надода Красноглазого. Не всегда я был таким каторжником и не сам по себе им сделался, а из-за одного человека. Ты узнаешь мою историю и, наверное, согласишься, что грабитель Мальстрема вполне может протянуть руку пирату Мальме… Соединимся в общей ненависти — и вдвоем с тобой мы потрясем целый мир…

Ингольфу пришлось по душе предложение Надода. Его давно занимала эта таинственная личность, и узнать тайну Красноглазого ему было бы очень интересно.

Оценив изменения в погоде, Ингольф сделал нужные распоряжения, поручил команду Альтенсу и обратился к Надоду:

— Пойдем ко мне в каюту, там нам никто не помешает, и мы можем поговорить совершенно свободно…

Никто не мог узнать, о чем они говорили; но когда они оба вернулись на палубу, Ингольф был бледен, точно сейчас совершил преступление, а на безобразном лице Красноглазого Нада отражалась свирепая радость.

Ночь на море. — Тревожные часы. — Увеселительная яхта. — Удивление Ингольфа.

НАСТАЛА НОЧЬ.

Океан еще грозно шумел, но волны вздымались тише и уже не так круто, что предвещало близкое успокоение. Из-за дождя ветер быстро переменился на северо-западный, подул со стороны штирборта, и «Ральф» легко огибал линию скал, составлявших мили на три или четыре продолжение Розольфского мыса. Эти скалы вместе с берегом образовали глубокую бухту, где волны, гонимые к земле напором ветра, казалось, совсем обессиливали, потому что возле отвесной стены утесов в глубине бухты не было заметно клокочущей белой пены прибоя.

Заметив это, Ингольф призадумался, так как причина подобного явления не была для него вполне ясна. Он не понимал, каким образом волны, с силой налетая на берег под порывами ветра, могли ударяться о скалы, не образуя обычного прибоя.

Ингольф взял ночную подзорную трубу и стал смотреть в нее, но не разглядел ничего, кроме черной линии воды, почти сливавшейся с темным гранитом утесов.

— Странно, — пробормотал он. — Я никогда не видал ничего подобного.

Он подозвал к себе своего помощника Альтенса.

— Посмотри, — сказал он ему, указывая на берег, к которому все ближе и ближе подходил корабль.

Альтенс взял поданную ему капитаном подзорную трубу и, поглядев в нее несколько минут, вскричал:

— Что-то необычное!

Помощник капитана на «Ральфе» был старый моряк, родившийся в рыбачьей лодке. Он не помнил, чтобы когда-нибудь провел на суше больше времени, чем требуется для того, чтобы заключить новый договор с арматором[3]после истечения срока старого. Поэтому он смотрел на сушу лишь как на место для снабжения кораблей всем необходимым, а больше не годное ни на что. Вне своего ремесла он ничего не признавал и выражал свои мысли кратко, отрывисто — совершенно тем же тоном, каким отдавал приказания.

— Что ты видишь? — спросил капитан, говоривший со своим помощником всегда так же лаконично, как и он.

— Прибоя нет, — отвечал помощник.

— Как же ты на это смотришь?

— Проход опасен.

— То есть как?

— Водовороты близ Розольфского мыса.

— Откуда ты его знаешь?

— Слыхал от местных моряков… Хуже Мальстрема.

— Что же теперь делать?

— А мы куда идем-то?

— В фиорд Розольфсе.

— Нужно миновать центр притяжения, выйти в открытое море и там обогнуть мыс миль на шесть.

— Я думал то же и очень рад, что мы с тобой сходимся… Во что бы то ни стало нам нужно подняться под ветер…

— Опоздали! — перебил Альтенс.

Действительно, «Ральф» получил сильный толчок, и его паруса захлопали, как если бы сразу освободились от напора ветра.

Ингольф понял опасность.

— Руль на бакборт! — крикнул он кормчему, рассчитывая повернуть корабль под ветер.

Бриг не послушался. Увлекаемый быстрым течением, он вступал в центр огромного водоворота, который теперь должен был подхватить его и понести, как легкую пробку…

На этот раз гибель была неминуема. Бригу предстояло описывать большие крути, вращаясь с относительно умеренной скоростью, но постепенно эта скорость должна была возрасти, а крути — делаться все теснее и теснее, вплоть до самого центра водоворота, где «Ральфу» предстояло перевернуться и разбиться на тысячу кусков.

Страшное явление это, происходящее всего лишь в четырех или пяти пунктах земного шара, обусловливается исключительным расположением берегов, образующих неполную окружность, в которую под действием характерного для этих мест ветра волны врываются с неслыханной силой и бегут вдоль изогнутой линии берега, а не прямо на него. Достигнув конца окружности, они приобретают все большую и большую силу и продолжают свое круговое движение, вследствие чего образуется поддерживаемый новыми волнами водоворот, гибельный для мореплавателей. В таких водоворотах нет никакого спасения, и море в этих местах успокаивается, лишь когда стихнет вызвавший эти страшные течения ветер. Гибельные водовороты по-норвежски называются мальстремами (течение, которое мелет).

У берегов Скандинавии существует два таких водоворота: один, близ острова Моске, вызван к жизни южным ветром, а другой, на западе, близ Розольфского мыса, — ветром северным.

Последний водоворот менее известен, чем первый, так как реже посещается кораблями, но гораздо опаснее его.

С одного взгляда Ингольф понял ужасную истину. На лбу у него выступила легкая испарина — но и только. Больше он ничем не выразил потрясение, которое испытывает каждый человек при быстром переходе от уверенности в спасении к грозящей опасности.

— Ни слова матросам, Альтенс, — приказал капитан. — Мы всегда успеем их предупредить, а сперва я хочу посмотреть, неужели действительно нет никакого спасения.

Помощник поклонился и, не ответив, сошел с мостика.

— Что ты такое сказал? — спросил Надод, подходя к капитану.

Во время последнего разговора он стоял, облокотясь на перила штирборта. Обманутый кажущимся спокойствием волн, он почти не обращал внимания на беседу Ингольфа с Альтенсом, но последние слова капитана неприятно поразили его слух.