Амитис вынула из кармашка расшитый золотыми нитями платок и бережно завернула в него семена.

– Я тоже очень люблю вечер, – сказала Василиса, – и ночь, и сновидения. Вообще – я большая соня. Оле Лукойе[10]часто показывает мне забавные сны.

Василиса затормошила бабушку за локоток:

– Бабуленька, расскажи сказку про день и ночь!

– Расскажите, пожалуйста, госпожа бабуленька! – попросила Амитис. – Я хоть почти взрослая, но тоже люблю сказки!

– Это грустная сказка, девчонки, – попыталась уклониться от рассказа бабушка. – Грусти у нас сейчас хватает!

– Какая же это грусть?! – заверещал Кешка. – Это меланхолия[11]! Грусть – это когда у тебя из-под носа уводят кусок торта! Когда тебя запирают на целый день в клетке! Когда тебя превращают в полено…

Рибаджо опять тихонько щёлкнул попугая по клюву:

– Давай, курица, послушаем бабушку!

Бабушка неспешно допила чай, поудобнее положила подушечку под спину и произнесла:

– Давным-давно время разделилось на две части – на День и Ночь. Дню посчастливилось: ему досталось солнце. Вместе с солнцем в День ушло голубое небо, белые дымчатые облака, зелёные деревья, красочные цветы, игра волн на морях и реках и многое другое, что можно видеть глазами при свете солнца. Ночи досталась только тьма. Загрустила ночь, закручинилась, полились из её тяжёлых темных облаков слёзы – дожди. Шли грустные дожди долго, очень долго. Не давали тучи выглянуть солнцу. Солнцу и самому не хотелось выходить, так мрачно и сыро было на земле. Тогда обратился День к Ночи: «Давай мириться, Ноченька! Прекращай разводить на земле сырость! Просыхай уже! Если хочешь, можешь взять у меня что-нибудь интересное. Только не солнце. Солнце я не отдам!» Подумала Ночь – что же можно взять на земле без солнца? Цветы и деревья расти не будут. Птицы без солнца не поют. Рыбы в реках не играют. Думала-думала и придумала: «Возьму у тебя, День, три вещи: сновидения, запахи и звуки. Сон, приснившийся ночью, будет долгим и увлекательным. Ночной запах тоньше, ароматнее. Звук резче, пугливее». На том и порешили. Многие люди полюбили Ночь не меньше, чем День. Ночью на земле наступает покой. Даже войны прекращаются ночью! Ночь тоже успокоилась и больше не приставала ко Дню. Так и живут они, сменяя друг друга, в мире и согласии.

Бабушка закончила рассказ, попросила ещё чашечку жасминового чая.

– С удовольствием! – отозвалась принцесса. – И в дорогу дам вам пакетик. Я сама его собираю и сушу.

Пока принцесса наливала бабушке чай, Василиса о чем-то шепталась с Рибаджо.

О чём они говорили между собой, никто не слышал, но то, что Рибаджо утвердительно кивнул, видели все.

– Мы с Рибаджо хотим сделать тебе подарок, принцесса! – Васюшка выскочила из-за стола и побежала на площадку, засеянную низкой травкой. – Рибаджо, давай!

Рибаджо прикрыл глаза и начал читать заклинание:

– Взлетая выше ели,

Не ведая преград,

Крылатые качели

К тебе летят, летят![12]

– Что это? – удивлённо спросила Амитис, когда перед ней возникли два высоких столбика с висящей между ними на верёвках перекладине.

– Это качели! – радостно воскликнула Васюшка. – Садись, я тебя покачаю!

– Нет! Нет! Нет! – испугалась принцесса. – Я не могу! Мне не пристало. Я принцесса!

– Ты пр-р-росто трусишь! – засмеялся Кешка. – Ты что, трясогузка?

– Трясогузка – это я! – донеслось из зарослей кустов. В тот же миг на поляну вылетела маленькая серая с длинным хвостом птичка. Она огляделась вокруг и быстро побежала к качелям.

– Смотри, как бегает! – заверещал попугай. – Она мне нравится! Смелая какая! Ты, принцесса, точно не трясогузка, ты просто трус-белелюс! Тр-у-ус! Тр-у-ус!

Принцесса нахмурилась.

Васюшка решила помочь Амитис. Она села на качели и начала раскачиваться. Волосы девочки рассыпались на ветру веером, глаза загорелись. Вся она подалась вперёд, казалось, полетела. Васюшке было так жутко и радостно от полёта, что она запела:

– Шар земной быстрей кружится

От весенней кутерьмы,

И поют над нами птицы,

И поем, как птицы, мы.

Принцесса замерла с широко раскрытыми глазами.

– Хочу! – закричала она. – Хочу, как ты!

Она встала на качели в полный рост и полетела навстречу уходящему солнцу.

– Только небо, только ветер, только радость впереди… – попробовала запеть Амитис.

Голос её от непривычки был клёкающий, потом отвердел, и полетела над Вавилоном волшебная мелодия далёкой страны. День в садах Семирамиды начал уходить в вечер. Вечер грозился перейти в ночь. Гости засобирались домой.

– Нам пора, Амитис! – сказал Рибаджо. – Спасибо за гостеприимство. Скажи что-нибудь на дорогу!

– А можно, я спрошу? – попросила принцесса.

– Конечно, спр-р-рашивай! – затрещал Кешка.

– Василиса говорила о сновидениях. Нечто Оле Лукойе показывает ей замечательные сны. А мне сейчас часто снятся тревожные сны. Если это растение, может быть, я попью из него отвар?

– Нет, принцесса, – грустно улыбнулся Рибаджо. – Это не растение. Это маленький волшебник! Оле Лукойе садится на подоконники в домах хороших детей и не злых взрослых и показывает им увлекательные сны, обязательно добрые…

– Я злая? – робко спросила принцесса Амитис.

– Ты добрая и милая, – ответила Василиса. – Рибаджо обязательно попросит Оле Лукойе показывать тебе прекрасные сны. И качели, и песню мы тоже оставляем тебе.

Рибаджо, прикрыв глаза, прошептал:

– День переходит в ночь опять,

Пора домой нам улетать.

И пусть на тысячи ближайших дней,

Останемся мы в памяти твоей……

Семья благополучно вернулась в свой дом. Никому не хотелось говорить. Все молча переживали случившееся. Василиса пошла в сад посмотреть, как прижились бархотки. Все цветочки стояли ровненько, как крепенькие солдатики.

«Теперь, когда я буду смотреть на бархотки, буду вспоминать Амитис, – подумала Василиса. – У нас тоже наступает ночь, как и в садах Семирамиды. Не забуду эти сады никогда…»

Васюшка вдруг спохватилась, побежала в дом.

– Рибаджо, ты не забыл, что обещал принцессе?! – закричала девочка.