объяснялось тем, что еще ничего внутри не улеглось после трагедии, тяжело было думать о будущем. Потом увидела, что многим людям такой музей действительно нужен, и стала даже помогать его организаторам – дала кое-какие экспонаты, фотоархив…

Директором музея стал брат Игоря, ему помогают еще несколько человек. Эти люди ничего не получают, все деньги, которые удается добыть, уходят на оплату арендуемой у краеведческого музея комнаты, где размещается посвященная Игорю экспозиция. Даже 50 процентов выручки от продажи билетов получает краеведческий музей, хотя у самого вход бесплатный. Объясняю это, поскольку уже слышала обвинения в том, что организаторы музея пытаются нажиться на популярном имени. Ерунда! Им не хватает порой средств, чтобы сделать необходимые вещи, например, стеклянный кофр, куда можно убрать китель, в котором выступал Игорь, брюки, в которых его убили, и так далее, фанаты же хотят все потрогать, пощупать, так скоро ничего не останется.

– Как обстоит дело с памятником? Помнится, ты целый год на него копила, присылали пожертвования…

– По-прежнему коплю. Хочется, чтобы это был достойный памятник. Председателем Фонда славянской письменности скульптором Клыковым уже подготовлен проект, который всем понравился. Но для его реализации требуются уже не сотни тысяч, как раньше, а миллионы рублей.

– Поклонники Игоря все еще дежурят у его могилы?

– Да. Но это не помешало кому-то в ночь на день рождения Ленина еще раз ее осквернить – потоптать цветы, хвойные ветки. Есть что-то мистическое в том, что такое случилось именно в ту ночь. Думаю, Игорь очень «насолил» некоторым своим творчеством.

– Следствие по его убийству как-то продвигается или замято окончательно?

– Судя по тому, что никаких изменений в стране не происходит и посты в прокуратуре занимают те же, кто и год назад, надеяться на что-то трудно. Я посылала запрос даже в Верховный Совет, но оттуда также никакого ответа. Сегодня уже поползли слухи, что дело скоро вообще закроют.

– Один работник российской прокуратуры рассказывал мне, что «дело Талькова» вообще-то такое, что пострадавшей стороне не стоит особо шуметь. Дескать, сами охранники Игоря завязали ту драку, сами открыли стрельбу из газового пистолета… Как ты относишься к такому мнению?

– Абсолютно с ним не согласна. Это еще одна попытка облить Игоря грязью. Пресса же изначально шумела, что Игорь был якобы пьян, что он вообще дебошир. Не хочу подобное комментировать. Для меня очевидно, что лица, виновные в случившемся, активно уводят следствие в сторону, и кто-то из официальных кругов им в этом способствует. Хотят все свалить на Шляфмана, которому органы внутренних дел, несмотря на мои предупреждения, дали спокойно уехать в Израиль. Я с него вины не снимаю, но не в убийстве, а в том, что он не сделал многого, что могло бы эту трагедию предотвратить. Вообще, если бы дело прочитал непредвзятый адвокат, он легко бы заметил, насколько в нем все подтасовано.

– Твои друзья вели ведь какое-то самостоятельное расследование?

– Да, для себя мы многое выяснили. Но, к сожалению, достать вещественные улики или документальные подтверждения случившегося мы не смогли. Сколько бы я ни делала сегодня публичных заявлений, они будут недоказуемы.

Не раз обращалась к различным адвокатам с предложением взяться за это дело, но они реагировали без энтузиазма. Видимо, не верят, что смогут выиграть, или боятся тех, кто стоит за этим убийством. Да что о них говорить, если даже неоднократные обращения к генпрокурору России Степанкову ни к чему не привели.

– Если дело все-таки окончательно прикроют, ты успокоишься на этом?

– Ну, как можно успокоиться? Я просто понимаю, что на сегодняшний день – бессильна. Но все тайное когда-нибудь становится явным.

– Интуитивно ты предполагаешь, что преступник находится в России?

– Да. И я догадываюсь, кто это.

Если ответ на вопрос об убийце Талькова с каждым днем становился все мутнее, то главного виновника драмы наш эстрадный цех определил сразу и однозначно. У Азизы Мухамедовой, ставшей для ряда своих коллег нерукопожатной, карьерные перспективы резко потускнели. О разборке в «Юбилейном» и ее последствиях певица публично не высказывалась очень долго. Возможно, впервые проникновенно и не односложно на эту тему Азиза поговорила в марте 2014-го в моей авторской радиопрограмме на «Сити FM».

«Когда произошла та трагедия, я от потрясения наполовину поседела и потеряла голос. Через пару дней после «Юбилейного» планировались мои стадионные концерты в Беларуси. Естественно, я сказала, что не могу ехать на гастроли. У меня, по ощущениям, просто земля из-под ног ушла. Хотя мне звонили и мои директора, и организаторы с белорусской стороны, говорили, что билеты никто не сдает, публика продолжает меня ждать. После выигрыша «приза зрительских симпатий» на Юрмале-88, я к 91-му году как раз была на самом взлете, сформировалась моя аудитория. И она не отказалась от меня в одночасье, пока все СМИ усиленно муссировали подробности событий в «Юбилейном», не разобравшись в ситуации, и постоянно упоминали мое имя. Публика не пыталась меня «добить». Но все равно я была не в состоянии выступать, ни морально, ни физически. Меня словно заживо похоронили. Не то что петь, разговаривать не хотелось. Все произошло внезапно и странно. Для меня это до сих пор потрясение. Пусть кто-то говорит о некой политической акции или спланированной мести, лично я считаю, что это была банальная закулисная драка молодых ребят, которым было по 25–30 лет. В то время все были такие бравые, и у кого оружие огнестрельное, у кого кинжал, ох…, у кого что. Все задиристые, играли в какую-то войнушку, и доигрались.

Впоследствии я выкарабкалась только благодаря своей публике. У меня был сценический имидж сильной женщины, женщины-вамп, словно я не из Узбекистана, а из каких-то древних воинственных племен. А на самом деле я – восточная женщина, со своими комплексами, страхами, и та ситуация меня сильно подкосила. Знакомые спрашивали: «Чего ты не выходишь к журналистам? Не объясняешь, что не виновата». Но меня отец воспитывал как мальчика и говорил: никогда не оправдывайся. Если что – дай сдачи. А в этой ситуации мне сдачи давать было некому. Ощущала какую-то борьбу с ветряными мельницами. Не знала, кому и что доказывать? Сама себе не могла объяснить: что произошло? Я была 27-летней девушкой, недавно приехавшей из Ташкента, открытой, доброжелательной, доверчивой. И вдруг в моей жизни случилась такая… подстава. Даже не подстава, меня в принципе никто не подставлял. Но… Это же как раз шоу-бизнес начинался. Люди, которым было неугодно, что я как певица, актриса занимаю слишком большое пространство на сцене и под солнцем, после той истории нашли предлог и чуть что