– Ты как-нибудь объяснял свою женитьбу родителям?

– Ничего я им не объяснял. Во-первых, я самостоятельный человек, а во-вторых, они современные люди. И потом, это опять-таки личный вопрос. Ты сам-то во все это веришь?

– Ну, если мы сейчас начнем об этом говорить, пожалуй, вечера не хватит. У меня есть, скажем так, свое мнение на этот счет…

– А-а… То-то же. Я и сам не до конца верю в то, что происходит, но пусть оно происходит. А мои женщины, мои поклонницы могут не переживать. Они всегда останутся для меня родными. Я пел и пою только для них. Женщины – очень тонкие и чуткие натуры, каждый вечер, выходя на сцену, я думал, что найду ту, которая станет главной в моей жизни.

– И все эти годы у тебя была настоящая, большая любовь к Алле Борисовне?

– Да. Любой мужчина, если он нормальный мужчина, должен мечтать о женщине.

– Твоя долгая дорога к Пугачевой триумфально завершилась, а если когда-нибудь придется отправиться в обратный путь, будет трудно?

– Все-то ты копаешься в личной жизни. Я сам в ней ничего не понимаю, не знаю, где правда, где ложь. Я человек противоречивый, ищущий новые ощущения, переживания.

– Где ты сейчас живешь?

– Где, где – в доме. В своем…

– На один концерт ты приехал на «Линкольне», на другой – на «Вольво», на «Овацию» пришел в немыслимо дорогой шубе… народ поражает нескрываемая роскошь твоей жизни…

– Да, я богат. Но жуткий транжира. Много денег трачу на благотворительность. Не могу видеть бедных людей. Если встречаю таких, отдаю им все, что есть в карманах. У меня хватает денег на то, чтобы ни в чем себе не отказывать. Люблю красивую жизнь, ибо жизнь одна. Могу на сцене быть очень скромным, но в жизни артист должен чувствовать себя артистом. Чтобы окружающие, увидев его, так и говорили: «О! Вот пошел артист!».

– А что такое твоя благотворительность?

– Все. Дело не только в деньгах, существует еще моральная помощь.

– И кому ты помогаешь?

– Людям. Тем, кто меня просит.

– К тебе можно подойти и сказать: «Филипп, мне чего-то денег не хватает, помоги»?

– Можно.

– Такое случается?

– Постоянно. Мои друзья и коллеги знают, что я очень щедрый человек.

– По прошлым выступлениям мне показалось, что ты, кроме того, достаточно вспыльчивый и даже злой. Прямо за кулисами мог уволить за какой-нибудь прокол, скажем, звукорежиссера или осветителя.

– Да. Но я не злой, а справедливый. Если и повышаю голос на кого-то, то заслуженно, и все об этом знают. Я выхожу на сцену. Я! Меня станут обсуждать и оценивать зрители. Чтобы все было нормально, люди, работающие со мной, должны выполнять свои обязанности на сто процентов. А когда я как артист работаю на все сто, а кто-то в команде трудится вполсилы – происходят увольнения.

– Сейчас поклонники обсуждают, какого цвета у тебя стали глаза. Я что-то не заметил в них существенной перемены с момента нашей предыдущей встречи.

– Коричневые или синие? Да они у меня от света зависят.

– А от 15 тысяч долларов, о которых пошла речь?

– Ну народ, что с ним сделаешь?.. Или с вашим братом, журналистом? У меня глаза просто хамелеонного цвета.

– Пока мы с тобой разговариваем, рядом все время стоит охранник, а у входа в гримерку – еще двое. Раньше их у тебя вроде не было. Это что – подарок супруги?

– Нет. Это моя охрана.

– Зачем она тебе?

– Ну как же? Время у нас смутное, беспокойное.

– Что, возникали ситуации, когда приходилось прибегать к услугам телохранителей?

– Пока не приходилось. Люди меня в принципе знают и уважают. Но ведь и ненормальные порой встречаются. Джона Леннона-то убили…

Хотя покушение – это такое дело, президентов вон убивают, и охрана не спасает. Однако, когда рядом с тобой нормальные ребята, жить все-таки спокойнее.

Весной 1994-го вокруг четы Пугачева-Киркоров заметные инфоповоды возникали каждые две недели. 15 апреля Алла отмечала свое 45-летие. По такому случаю компания «Мороз-рекордз» начала готовить антологию пугачевских альбомов, убеждая певицу ничего не переписывать (а она хотела), и сохранить оригинальные варианты записей. 30 апреля – 27-й день рождения Филиппа совпал со смертью его матери. После такого фатального контраста, 15 мая, супруги венчались в Иерусалиме. А спустя полмесяца вернулись в Москву выступить на заключительном концерте лауреатов премии «Овация» в Кремле, где у Пугачевой нашелся час для разговора со мной:

– Похоже сейчас вы неохотно общаетесь с прессой?

– Я вообще сравнительно не часто даю интервью. Но, к сожалению, иногда без моего разрешения публиковались якобы мои, а на самом деле выдуманные интервью, в которых содержалось много лжи. Я стараюсь готовиться к таким беседам, поскольку свято чту профессию журналиста и сама когда-то хотела стать журналисткой. Порядочность и этика в этом деле обязательны. Ты можешь любить артиста или нет, но лгать о нем читателям – ненормально. Уважаю тех, кто даже ругая, критикуя, способен смотреть в суть вопроса, а не только сводить счеты, пользуясь абсолютной властью прессы.

– Чем вас привлекала журналистика?

– Тогда я не собиралась быть певицей, но внутри меня сидело желание иметь такую профессию, которая позволяла бы встречаться с новыми людьми, знакомиться с интересными судьбами. Мне не хватало условий для раскрытия собственного «я», не хватало общения. Сцена помогла. А журналистика – тоже своего рода сцена.

– Не пугало, что придется быстро сделаться конформистом, подчиняться цензуре, писать так, как скажут?

– Таких опасений не испытывала, полагаясь на свою абсолютную внутреннюю свободу.

– Не факт, что вам дали бы ее проявить.

– В том возрасте я была рисковая и понимала, что журналистика – удел именно таких людей: смелых правдолюбцев. Я же говорю, что очень свято относилась к этой профессии. Она была для меня вершиной чего-то такого!..

– На сцене вам удалось сделать все так, как хотелось, или, несмотря на внутреннюю свободу, перед некоторыми препонами приходилось отступать?

– К сожалению, удалось, конечно, не все, что хочется.

– А что хочется?

– Начинаю понимать это только сейчас. С годами, с опытом задумываешься: что ты, собственно, сказала, так ли сказала и все ли? Меня считали безоглядной певицей, и, наверное, по сравнению с другими, это действительно была безоглядность, но теперь осознаю, что многое все-таки делала с оглядкой. Время диктовало свои условия.

Мне выпала такая визитная карточка, как «Арлекино» – певица-актриса, о чем я в принципе не жалею. Однако в первую очередь я – музыкант, и, чтобы полностью раскрыться, в то время мне недоставало и технических возможностей, и многого другого. Поэтому сегодня я мечтаю