Ну, а Кейт, разумеется, пришла в восторг. Рождение дочери принесло ей столько радости, что я не сомневался: второй ребенок станет для нее таким же источником счастья. Роль матери давалась ей гораздо легче, чем мне роль отца. Например, мне приходилось прикладывать неимоверные усилия, чтобы разобрать лепет Ханны, а Кейт запросто вела с ней долгие разговоры.

Я открыл дверь в детскую. Меня встретил огонек ночника в виде Винни-Пуха. Подойдя на цыпочках к кроватке спящей дочери, я всмотрелся в ее лицо. Во сне она была удивительно похожа на Кейт, но стоило ей открыть глаза, как сразу становилось очевидным сходство со мной. Моя мать говорила, что в глазах Ханны горит тот же огонек, что горел у меня в детстве. Я поцеловал дочку в лобик, поднял с пола ее любимого одноглазого зайчика Бобо и положил в кроватку. Заглянув в спальню, я увидел, что жена тоже спит, тихонько похрапывая. Я понимал, что она устает, но почему-то подумалось: раньше Кейт всегда дожидалась меня с работы. Пришлось спуститься на кухню и поискать чего-нибудь съестного.

В холодильнике нашлась котлета для гамбургера и немного макарон с сыром. Поставив тарелку в микроволновку, я задумался: когда уже буду питаться нормальной человеческой едой. Дожил: ем макароны, как бедный одинокий студент. Я не стал искать булку для гамбургера и приправы, чтобы не шуметь. В микроволновке забулькало, я поставил тарелку на стол остывать и налил себе молока. Сидя в полумраке за кухонным столом, поднял стакан с молоком и произнес тост за партнера Лейтона. Часы пробили десять, и я начал есть свой одинокий ужин – резиновую котлету с макаронами.

Однажды вечером, незадолго до Рождества, я приехал домой и обнаружил, что свет везде погашен, только в гостиной мерцает телевизор. Восьмилетняя Ханна и ее сестренка Лили, которой недавно исполнилось шесть, давно спали. В третий раз за неделю я приходил домой поздно: перед рождественскими праздниками у нас всегда аврал. Все работали по восемьдесят четыре часа в неделю, в том числе и я. Кроме того, утром Гвен расплакалась прямо у меня в кабинете. Она заявила, что совершенно вымоталась и больше не может, пригрозила уходом, как делала уже раз восемь в рождественский сезон, и я отпустил ее на остаток дня, зная, что утром она придет на работу в хорошем настроении, довольная тем, что смогла наконец пройтись по магазинам.

Я поставил «мерседес» в гараж и прошел в гостиную, бросив по дороге портфель на обеденный стол. Кейт, наверное, уснула на очередной серии «Я люблю Люси». Однако, к моему удивлению, она бодрствовала.

– Девочки спят? – спросил я, перелистывая стопку счетов.

– Ага.

– Как прошел день?

– Нормально. А ты как?

– Как всегда, полно работы. Сегодня отпустил Гвен домой. У нее опять был «рождественский срыв», – сказал я и по привычке направился на кухню, поискать в холодильнике остатки ужина.

Кейт пошла за мной, остановилась у стола, долго молчала, глядя на меня, и наконец проговорила:

– Я устала, Роберт.

– Иди спать. Не стоило дожидаться меня, – равнодушно ответил я.

– Нет, Роберт. Я устала от такой жизни.

Я как стоял, засунув голову в холодильник, так и замер. В глубине души я понимал, что наш брак распался уже давно, по меньшей мере год назад, но не думал, что кто-то из нас наберется смелости произнести это вслух. Логично, что первой заговорила Кейт: она всегда была сильнее меня. В прошлом году жена решила, что я завел любовницу. Какие там любовницы, если у меня и на саму Кейт не хватало времени! Вначале, засиживаясь на работе допоздна, я говорил себе, что делаю это ради семьи, чтобы обеспечить жене и детям все необходимое, чтобы у них была надежная крыша над головой, чтобы девочки учились в лучших школах. Но постепенно понял, что мне не слишком хочется возвращаться домой и смотреть в лицо грустной действительности: мы стали чужими.

Вытащив из холодильника какую-то запеканку, я медленно достал из буфета тарелку. Я не знал, что сказать.

– Прости, Роберт, я больше так не могу, – продолжила Кейт. – Мне надоело притворяться, что у нас все хорошо. Все плохо, и уже давно. Мы живем под одной крышей, но мы чужие. Мне нужен муж, а не сосед, мне хочется большего.

Я невидящим взглядом уставился на запеканку. «Ей хочется большего, – повторил я про себя. – А я не могу дать большего. Я и так отдал ей все, что мог. Работать больше, чем я, просто невозможно». Однако вслух ничего не сказал.

– Давай посмотрим правде в глаза: ты давно нас бросил. Мы проведем вместе праздники, и все, – спокойно сказала Кейт.

Мне показалось, что объяснение далось ей без особых усилий, как будто она много раз репетировала эту сцену.

– Я не хочу портить Рождество своим родителям и твоей матери. Да и девочки страшно расстроятся, если мы разойдемся прямо сейчас. Но сразу после праздников тебе придется подыскать другое жилье.

Вот и все. Кейт постояла секунду на тот случай, если я захочу что-нибудь ответить, но я промолчал. Она поднялась по лестнице и закрыла за собой дверь спальни.

Декабрь, 1985 г.

Дорис Паттерсон любила украшать класс к Рождеству. Вместе с оживленными, веселыми учениками она вырезала из яркой цветной бумаги снежинки, елочки, снеговиков и санта-клаусов, а потом обклеивала их блестками, ватой и тканью. Дорис привезла из дома полутораметровую искусственную елку, и дети увлеченно развешивали на пушистых ветках гирлянды из попкорна и клюквы, пряничных человечков и конфеты. Класс буквально звенел детскими голосами.

Перед Рождеством миссис Паттерсон всегда давала ученикам одно и то же задание: составить список подарков, которые они хотели бы получить от Санта-Клауса. Но в этом году она нарушила многолетнюю традицию. Дорис догадывалась, о чем мечтает Натан, и не могла заставить его встать перед классом и произнести вслух то, чего ему на самом деле хочется. Конечно, он отказался бы от всех подарков, лишь бы мама выздоровела. Поэтому она попросила каждого второклассника вспомнить забавный случай, который приключился с ним на Рождество, и написать об этом небольшой рассказ. Дорис надеялась, что такое задание поможет Натану мысленно вернуться к счастливым дням, проведенным с мамой, и отвлечься от горя.

Когда отец Натана рассказал о болезни жены, миссис Паттерсон предложила подвозить мальчика из школы домой: школьный автобус тратил на дорогу сорок пять минут, тогда как на машине они с Натаном доезжали до его дома за пятнадцать.

– Я не могу на это согласиться, – смущенно отказывался Джек.

Но Дорис настояла на своем. Она помнила, как ей хотелось побыть с матерью несколько лишних минут. Другие учителя считали, что Дорис не обязана усложнять себе жизнь, но она с удовольствием делала крюк в пять миль, зная, что дарит мальчику лишних полчаса общения с матерью.