Увы, борьба с «немецким засильем» сразу же вышла из рамок «бескровной»: в результате имевшего место в мае 1915 г. погрома в Москве были разграблены и уничтожены многие мелкие торговые и ремесленные предприятия, владельцами которых были немцы[25]. В Петрограде активно действовало «Общество 1914 года», ставившее своей целью освободить «русскую духовную и общественную жизнь, промышленность и торговлю от всех видов немецкого засилья». Утверждая, что «нет ни одного уголка в России, нет ни одной отрасли, так или иначе не тронутой немецким засильем», идеологи общества видели причину этого «засилья», в «покровительстве немцам и всему немецкому со стороны правительственных кругов»[26]. Хотя подобные обвинения и были крайне преувеличены, они способствовали нагнетанию в обществе антинемецкой истерии, в связи с чем министр внутренних дел Н. Б. Щербатов был даже вынужден обратиться в августе 1915 г. к Государственной думе с просьбой «помочь прекратить травлю всех лиц, носящих немецкую фамилию», поскольку «многие семейства сделались за двести лет совершенно русскими»[27]. Дело доходило до того, что видным политикам приходилось менять фамилию. Так, бывший обер-прокурор Синода В. К. Саблер стал Десятовским. Известно, что пытался взять фамилию Панина (по матери) и Б. В. Штюрмер, назначенный в январе 1916 г. председателем Совета министров, в связи с чем французский посол в России М. Палеолог не преминул заметить в своем дневнике: «Происхождения он немецкого, как видно по фамилии. Он внучатый племянник того барона Штюрмера, который был комиссаром австрийского правительства по наблюдению за Наполеоном на острове св. Елены»[28].

Полную поддержку взятого правительством курса на ликвидацию в России «засилья немечества» выразил черносотенный лагерь, в котором германофильские настроения до войны были особенно сильны. Видевшие ранее в «старинных отношениях с Германией могучий оплот монархического принципа среди кругом бушующего моря революций»[29], правые теперь превратились в наиболее рьяных обличителей «германизма», именно их представители в Государственной думе внесли в августе 1915 г. предложение об образовании специальной «комиссии о всех мероприятиях по борьбе с немецким засильем во всех областях русской жизни». Против этого предложения выступили социал-демократы и трудовики. «Нам предлагают бороться с немецким засильем, да еще во всех областях русской жизни, — заявил М. И. Скобелев. — Теперь, когда исчерпана тема засилья еврейского… нам преподносят новую теорию немецкого засилья». А. Ф. Керенский советовал черносотенцам «поостеречься с немецким засильем», так как эта тема «слишком опасна для тех, кому вы служите»[30]. В связи с этим «Новое время» ехидно замечало, что «крайний левый фланг испугался того, что этих виновников нашли, и также пытается отвлечь от того, что совершается у нас, в Петрограде и в России»[31].

В результате давления правых и равнодушия Прогрессивного блока в августе 1915 г. в Государственной думе была создана Комиссия «о борьбе с немецким засильем» во всех областях русской жизни. В свою очередь Совет министров выступил в марте 1916 г. с инициативой создания Особого комитета по борьбе с немецким засильем, во главе которого Николай II поставил сторонника решительной борьбы с «германизмом» генерал-адъютанта Ф. Ф. Трепова. Впрочем, в июне 1916 г. по настоянию Б. В. Штюрмера во главе Комитета был поставлен член Государственного Совета А. С. Стишинский, роль которого, по мнению одного из членов этого комитета, «заключалась в том, чтобы свести к минимуму всю борьбу с «с немецким засильем» и служить предохранительным клапаном для националистической печати. Как будто правительство учреждением комитета объявляло решительную борьбу «германизму» в России, а на самом деле комитет сдерживал слишком усердных чиновников, которые могли понять буквально широковещательные меры правительства против германских подданных. Учреждением этого комитета и участием в нем представителей МИД достигалась и дипломатическая цель — успокоить союзников насчет намерений правительства в германском вопросе»[32].

Тем не менее нельзя не заметить, что неуемная жажда крайне правых как можно скорее покончить с неуловимым и таинственным «германизмом» нашла таким образом понимание на самом высоком правительственном уровне. «Вопрос о немецком засилье, — писало «Новое время» по поводу учреждения Особого комитета, — поставлен не вообще, не в смысле тех или иных влияний на политические и общественные круги России, но в смысле его теснейшей связи с делом войны, с нуждами обороны, с той глубоко продуманной систематичностью, с какой Германия по определенному плану пустила в ход все экономические силы, все влияние и захваты для того, чтобы обеспечить себе победу не только ударом на полях сражений, но и развалом или задержкой во внутренней работе России»[33].

Борьбой с «германским влиянием», разумеется, занимались и органы контрразведки, которым, впрочем, не было особенно чем похвастать. По свидетельству одного из сотрудников петроградской контрразведки, «не обладая средствами к раскрытию германского шпионажа, не имея для этого ни способного руководителя, ни опытных агентов, ни дельных сотрудников, контрразведовательное отделение было вынуждено заниматься делами, не имеющими абсолютно никакого отношения к раскрытию германского влияния»[34]. В контрразведку поступала масса доносов на «подозрительных лиц», что было связано в первую очередь с культивирующейся на страницах газет шпиономанией. Поэтому «почти всякий грамотный человек почитал своим долгом сообщать, кого он считает шпионом или германофилом: обвиняли в шпионаже министра Григоровича, Сувориных, Путилова, почти всех начальников заводов, работающих на оборону, всех генералов с немецкими фамилиями и пр. Фантазия обывателей работала невероятно: о радиотелеграфах, подготовке взрывов и пожаров сообщали ежедневно, что при проверке ни разу не подтверждалось»[35].