в посещаемости. Пит распластался за партой, и углубившись в личный дневник, вел заметку.

«Сегодня маму опять вызвали в школу, это уже не второй и не третий раз, я думаю учителя будут мучить меня вплоть до выпускного класса. Что я им такого сделал, ну не учусь и не учусь, у меня и без этого есть чем заняться, я весь горю от интереса, я люблю жизнь, но школе НАСРАТЬ. Она тянет меня в свое болото из которого я не могу выкарабкаться и никто даже не думает протянуть мне руку помощи, пошли все НАХЕР!!!» (Запись от третьего июня, 8 класс)

— В толчке опять кто-то окно разбил, поддувает теперь неплохо, — сказал Фред.

— Когда уже предки придут, задолбался ждать.

— Да… И чем мы им с тобой не угодили? Прям воры в законе, не меньше. Ну ты не учишься, ладно, ну а я то, всего то с этим придурком Фолкнером подрался, да херня это все, еще из-за такой мелочи родаков дергать.

— Когда все наши уже давно дома, мы одни, как последние лохи сидим после уроков и ждем родителей, не помню, чтобы меня унижали настолько сильно, — сказал Пити.

Наконец роковой час настал. Пит отчетливо помнил, как его мама вошла в здание школы, поправляя сумку, она поздоровалась с охранником, а потом сын и мать пошагали в кабинет самого дьявола, на котором висела холодная безжизненная табличка [R. K. Jefferson]. Тогда то у Пити и началась трясучка дыхания, от которой как ему казалось, он не сможет сказать и слова, и когда его будут обвинять все взрослые, настроившиеся всецело против него, он не сможет ничего выдавить в свое оправдание и расплачется, как девчонка. Хотя он помнил тот день, когда девочки поддерживали его на велогонке, попивая энергетик. Они ободряли очень круто, поэтому сравнивать себя с ними не стоит. «Я просто ничтожество»

Все прошло в беспамятстве. Дверь кабинета закрылась и в коридоре сидел Фред со своим отцом, так яро напоминавшим дровосека из фильмов. Пит помнил очень хорошо, как ноги подкашивались и ощущались набитыми ватой, а дыхание отдавало чем-то смертельным, будто изнутри существо пожирает тебя, а ты и сопротивляться не в силах. Фред тогда подмигнул Пити и ободряюще похлопал его по плечу, это последнее, что он запомнил из того Чертова дня.

Фреду досталось не меньше, но он держался достойно, слышал, но не слушал зловещие вопли и упреки, направленные в его адрес, ему было все-равно. Он гнул свою линию. Даже и мысли не допускал, чтобы старая сволочь навязала ему свое мнение. Вместо этого он думал о пацанве, о своих друзьях, с которыми они пойдут гулять вечером, и уже воображал, как станут покрывать многослойным матом старуху Джефферсон и других не менее тупых училок.

Отец сидел на кресле прямо и холодным испепеляющим взглядом смотрел на учительский состав, который со временем стал сбавлять обороты и кажется высказал все, что хотел.

— Это все?

— Да, мистер Бишоп, я надеюсь вы услышали нас и непременно примите меры по отношению Фреда, иначе боюсь он не сможет закончить этот учебный год, — сказала мисс Джефферсон.

— Боюсь ты не сможешь дотянуть до пенсии, карга. Еще раз повысишь голос на моего сына и будь уверена, я устрою тебе веселые деньки, и вы тоже слушайте, вас это всех касается.

Учителя переглянулись с глазами полными страха и ужаса. Так с ними еще никто не говорил.

Отец приобнял сына со словами «Пошли отсюда сынок, пусть старухи подумают над своим поведением». Фред никогда не сомневался в отце, но в тот день был благодарен ему настолько, что кажется повторил свою фразу несколько раз — «Ты самый крутой батя в мире, пап!».

В дверь позвонили. Мама открыла духовку, откуда веяли теплые пары яблочного пирога, бросила прихватки на стол и побежала открывать.

— Здравствуйте, надеюсь я не слишком опоздал.

— Нет, что вы, доктор, проходите же, я как раз приготовила пирог.

Стейси услышала звук двери и спустилась по лестнице, но когда увидела гостя, спряталась за уступ.

— Милая, поздоровайся с доктором, — сказала мама.

— Привет, док.

— Простите ее, Стейси сегодня слишком устала, пойдемте на кухню.

Доктор не стал упираться от угощения и отведал его с удовольствием, мечтая повторить когда-нибудь еще разок. Мама поставила чайник на подставку, соседи принялись сверлить, и доктор начал вопрошать.

— Стейси, расскажи мне о своем самочувствии. Как сегодня прошел твой день? Чем занималась? Были ли посторонние мысли, и если да, то о чем?

Девочка слегка замялась, но все же ответила.

— День прошел хорошо, я почти не вставала с дивана и смотрела фильмы, но, но когда я ходила..

— Куда ты ходила, Стейси?

— Когда я ходила в туалет, в углу потолка сидел черный дядя, он просил меня не смотреть на него, он отвернулся и начал дергаться.

— Что за черный дядя? Это был человек? Что он там делал?

— Нет, нет, это был монстр, такой черный и большой, я сильно испугалась и заплакала…

— Успокойся, девочка, все хорошо, я рядом, слышишь? Ты в полной безопасности, Стейси, так бывает. Скажи, а сейчас этот монстр сидит на потолке?

— Да, он сидит там и дергается, а когда я захожу, он повторяет все ту же фразу «Не смотри на меня», мне страшно, страшно, очень!!

Стейси не выдержала и расплакалась прямо на кухне, слезы падали на пол, оставляя на линолеуме капли печали. Мама обняла дочь и дала доктору понять, что на сегодня сеанс закончен, тот пожелал девочке удачи, выписал необходимые препараты и почти что без шума закрыл за собой входную дверь.

Пляжная вечеринка, как и всегда оставила за собой горы мусора. Так уж вышло, что местный бомж в эту ночь решил проверить на наличие еды именно пляжные окрестности. Он рыскал во всем том хламе, разрывал пакеты, заглядывая внутрь и питая надежду о последней крошке. Удалось найти лишь пару чипсинок, недопитый коктейль и пару яблок с прогрызенной дырой. Отчаявшись неудачной вылазке, бомж собирался на поиски в другое место, но оглянувшись внимательнее, перед самым морем он увидел черное очертание. Подошел поближе, это был детский портфель, по-видимому посеянный невнимательным чадом. Одна рука придерживала ткань, а другая тянула за металлический брелок. Внезапно звук дыхания… Никак не похоже на животное или на человека, и ни опасный зверь и не декоративный питомец, то было нечто иное, скорее напоминавшее безумный возглас подсознания, травмированного подсознания, но это же явь, все происходит здесь и сейчас, бомж держит злосчастный портфель, а сзади него какая-то