Она вздохнула.

— Боюсь, что на меня у него времени совсем не остается.

— Вы переживаете из-за этого.

— Мне одиноко, — промолвила Ева.

— Могу себе представить.

— У нас так мало общего, — сказала она. — Иногда я задаюсь вопросом, зачем он вообще женился на мне. Книги — вот его настоящая жизнь.

— А вас они совсем не интересуют?

Она покачала головой.

— Я не слишком умна для этого. Улики, схемы, изощренные способы убийств… Это как разгадывать кроссворд в уме, без карандаша. Или даже хуже — как собирать пазл в темноте…

— …Руками, на которые надеты перчатки, — закончил я.

— О-о, это было бы забавно!

Она засмеялась над моей шуткой, а потом положила свою ладонь на мою руку.

— Я, наверное, не должна смеяться над книгами. Вы ведь и сам продавец книг. Возможно, для вас они тоже — настоящая жизнь.

— Но уж никак не вся жизнь.

— О? А что же еще вас интересует?

— Красивые женщины, — ответил я опрометчиво.

— Красивые женщины?

— Такие, как вы, — решительно сказал я.

Поверьте, я не планировал заранее ничего такого. Я рассчитывал дочитать рассказ Ловси, потом полистать книгу Хили до того, как Карл Беллерман появился бы из своей норы, увидел бы свою тень [24] и заплатил бы мне много денег за книгу, которую, как он думал, я украл.

* * *

На самом же деле «Острие копья», которое я принес Карлу Беллерману, было законно (или почти законно) отдано мне на реализацию. Я бы никогда не стал вламываться в дом Низара Гюльбенкяна в Ривердейле.[25] Гюльбенкян был для меня и другом, и ценным клиентом, и я бы тут же бросился ему звонить, если бы узнал о том, что его обокрали. Я бы держал ухо востро и сразу сообщил ему, если бы какое-то из его сокровищ вдруг всплыло на сером или черном рынке.

— Такая уж у вас натура, — сказал он мне однажды. — Когда-нибудь мы подробно обсудим это.

И спустя несколько месяцев мы действительно поговорили, и я узнал, что не было никакой кражи. Гюльбенкян сам взломал свою входную дверь, обчистил свою собственную застрахованную библиотеку, забрав наиболее ценные книги и тщательно спрятав их, после чего заявил о краже со взломом и прикарманил страховое возмещение.

Конечно, ему нужны были деньги, а это показалось отличным способом получить их, не расставаясь со своими драгоценными изданиями. Но теперь, как это часто бывает, ему снова понадобились деньги, и у него была припрятана картонная коробка, полная книг, которыми он больше не мог владеть на законных основаниях и которые он не мог показать даже своим друзьям, не говоря уже о широкой публике. Он не мог также выставить их на продажу, но это мог сделать кто-нибудь другой. Кто-нибудь, о ком могли подумать, что это он украл книги. Кто-нибудь, похожий на меня.

— Для вас это будет проще простого, — сказал старый Низар. — Вам не нужно будет ничего взламывать и никуда проникать. Вам даже не придется приезжать в Ривердейл. Все, что вам нужно будет сделать — это продать книги, и я с удовольствием заплачу вам десять процентов от выручки.

— Половину, — ответил я.

После довольно длительных переговоров мы сговорились на одной трети, хотя потом, уже хорошо выпив за успех дела, он признался, что был готов поднять мою долю до сорока процентов; я же, со своей стороны, честно сказал, что хотел остановиться на двадцати.

* * *

Книга «Острие копья», принадлежавшая Франклину Рузвельту, была самым лакомым кусочком среди тех, что лежали в картонной коробке, и к тому же это издание было наиболее известным в коллекции Гюльбенкяна. Карл Беллерман был рад заплатить за эту книгу любые деньги, учитывая, как ему казалось, необычность ее появления у меня.

Вы, наверное, слышали, что есть такой тип людей которые скорее, украдут один доллар, чем согласятся заработать десять. (Эти слова можно в какой-то степени отнести и ко мне.) Карл Беллерман был человеком, который скорее купит краденую книгу за тысячу долларов, чем заплатит вполовину меньше при законной сделке. Я уже продавал ему кое-что раньше и знал, что если у книги была сомнительная репутация и мутная история, то это заводило его еще больше.

Итак, по версии Беллермана, я стащил «Острие копья» у его законного владельца, который должен был прийти в бешенство, если бы узнал, где оказалась его книга. Но я-то прекрасно понимал, что Гюльбенкян хотел бы от меня лишь одного: знать точно, где находится его книга и в каком она состоянии.

В конце концов, я позволил Карлу Беллерману думать именно так, как ему хотелось, и это почти не противоречило моим достаточно гибким моральным устоям. Но вот злоупотреблять его гостеприимством для того, чтобы соблазнить его шикарную молодую жену, — это уже, как говорится, совсем другая история.

Однако что мне остается сказать? Никто не совершенен.

* * *

Чуть позже я лежал на спине, положив голову на подушку, и пытался понять, что могло бы заставить человека предпочесть кожаное кресло и комнату, полную книг, удобной кровати с горячей блондинкой в ней. Пока я дивился капризам человеческой натуры, Ева лежала рядом и гладила меня по груди. Потом она предложила мне выпить еще кофе.

Кофе был великолепен и не менее приятен, чем наше с Евой «приключение». Печенье тоже было замечательным. Ева взяла одно, но от кофе отказалась. «Если я пью кофе после обеда, — объяснила она, — то потом ночью не могу уснуть».

— А вот меня кофе почти не возбуждает, — сказал я. — И даже наоборот. Сейчас я, например, ощущаю совсем противоположный эффект. Чем больше я пью кофе, тем больше меня клонит в сон.

— Может быть, это из-за меня вас клонит в сон?

— Может быть.

Она прильнула ко мне, прижалась своим мягким теплым телом, которое, казалось, могло свести с ума.

— Пожалуй, мы могли бы немного вздремнуть, — проворковала она.

* * *

Следующее, что я помню, это как Ева трясла меня за плечо, пытаясь разбудить.

— Берни, Берни, — повторяла она. — Мы заснули!

— Неужели?

— Посмотрите на время! Уже почти шесть часов. Карл может выйти из библиотеки в любую минуту.

— Ох-ты!

Ева вскочила с кровати, быстро оделась.

— Я спущусь вниз, — сказала она. — У вас будет время одеться. Главное, чтобы нас не увидели вместе.

И прежде, чем я успел что-то ответить, она вышла из комнаты.

Мне захотелось снова закрыть глаза и провалиться в сладкий сон. Однако я заставил себя подняться с постели, быстро принял