мать. Не о том, конечно, говорить надобно было. Но слово вырвалось – не вернёшь. Ждала ответа.

«А потому… потому что счастлив теперь Господин Проклятых Гор!»

Ветер совсем прекратил раскачивать елки за порогом. Щелкнуло что-то в воздухе. Исчезла Ярема, будто и не бывало.

Устало присела мать на порог. Такое привиделось – с горя-то понятно. И вдруг заметила: лежит-переливается в неверном оконном свете ожерелье самоцветное в снегу.

Стало быть, и вправду приходила. Госпожа Проклятых Гор.

Важное. История десятая.

Не отпускай важное.

Потому что оно не перестанет иметь значение, выскользнув из твоих пальцев и сердца. Останется колючкой-занозой в ладони, помнящей тепло. Впечатается невидимым шрамом где-то слева и будет саднить на дождь и усиливающийся ветер.

На мелодии.

На запахи.

На закаты.

Говорят, каждому от рождения даётся три солнца.

Первое гаснет, когда человека предают. Расползается по сердцу паутина из трещин. Слезы жгут глаза. Но это ещё не взаправдашняя печаль. Отлюбить-отогреть – вот и лекарство.

Второму солнцу конец, когда человек сам предаёт другого. И не верит, что мог, а вот же! На край света бежать бы, на коленях стоять бы до самого до прощения. Простят – камень с души. Отвернутся – сердце в осколки. И винить тут некого, только время на помощь звать. Оно – великий врач, любую рану затянет коркой. А боль перемолчится, дай срок.

Третье солнце умирает последним. Когда человек предаёт самого себя. Страшно, что не вдруг такое бывает. Незаметно, по капле истончается внутренний свет. Блекнет. Тухнет. Изморозью равнодушной сковывается. В пыль ледяную крошится некогда горячее сердце.

И живут ведь с этим! Долго живут… Говорят, дышат, смеются. Любить пытаются.

И только на закате, когда усиливается ветер перед большим дождем, обрушивая забытые запахи и звуки на шатающийся мир, что-то важное плачет навзрыд в глубине замерзшего сердца.

И глаза тоже вспоминают, каково это.

Два сердца. История одиннадцатая.

Говорят, бог нарочно не дал людям по два сердца. Потому что никто не может быть счастлив, глядя на две дороги. Так что только одно. И право выбора впридачу. Иногда вместе с мудростью, чтобы сделать верный. Чаще – напополам с сотней знаков и подсказок. Услышать бы. И всегда с любовью, которая не способна закончиться там, на самой глубине одного единственного сердца. А кроме этого и нет ничего больше…

Нить. История двенадцатая.

В её руке – его жизнь на длинной нити. Долгая история о том, когда и как заблудившаяся душа его спряталась в ста восьми бусинах, дав им способность биться пульсом. Что стало с ним, когда за её спиной сомкнулся горизонт? Она не оставила ничего, кроме собственного сердца в обмен на вибрирующее «есть», намотанное на запястье.

Она точно знает, что если сожжёт этот странный браслет, огонь придёт за ним. Бросит в реку – и его заберёт большая вода. Подарит цветущему дереву – и он уйдёт в землю, из которой вырос.

Что же делать ей с его живой жизнью, так нечаянно оставшейся у неё – до капли и без остатка? Где-то за океанами он «как бы есть», дышит и молчит – а чувствует ли, что завтра от него не зависит? Кто знает… Снится ли ему, что отдал ей самое важное – по собственной воле и насовсем?

Она прямо сейчас может остановить круг его жизни на этой земле. Разжать пальцы, пустить по течению, выбросить в распахнутое окно. И все закончится. Это не имеет особенного значения для большого мира. Никто даже не заметит, если завтра он не будет уже частью пестрой мозаики по имени день.

Никто, кроме неё. И потому, даже сегодня, спустя так много полнолуний, его жизнь по-прежнему обнимает её руку. И пока это так, ему ничего не грозит.

Мелодия будущего. История тринадцатая.

Рассвет жизни начинается струнным перебором. Обещает все, обо всем поёт. На струнах прошлого и настоящего играется мелодия будущего. Мелькают картинки, мешаются, переплетаются. И тут же складывают колыбельную, баюкают на облаках – спи, маленький, спи. Долгая дорога подождёт. Сил набирайся. Тшшшш.

Утро жизни взрывается звуком гонга. Пронизывая время и ветер, он рвёт в клочья тишину первого привала, торопит продолжать путь. И ноги в силе, и солнце теплом гладит щеки. Отчего б не поторопиться?

Палящий полдень испытывает путника. Жжёт лучами, сушит пыльным маревом. И звучит скрипкой – то нежностью, то нестерпимым скрежетом. По нервам, по сердцу.

Но у самого края зноя оборачивается колокольчиком – динь-динь.. То ли гостем у ворот, то ли каплями – пей, пока не напьёшься! И уже меньше торопится человек, да все по сторонам глядит – как оно вокруг красиво устроено! Как звучит чудно!

Закат жизни нисходящим клавишным арпеджио опускает солнце за горизонт. Хрустальным становится мир, прозрачным – воздух. Ля-ми-до-ля.. в миноре светлой грусти, лицом к лицу с совершенством. Старые глаза подводят рассмотреть в деталях, но сердце видит все до мелочей! ⠀

Самое время присесть у костра. И больше не спешить. Поцеловать гармонику, чтобы отозвалась негромко. Закрыть глаза и ждать госпожу ночь.

Она неслышно придёт. И не уловить тот миг, когда присядет рядом, протянет мокрые от океанских течений рукава к огню.

Мелодия стихнет ровно в кромешную полночь. Замрёт человек, прислушается – а ну, чем же заиграет ночь? Сон морочный обнимет, опутает – пора… Замелькают картинки, смешаются звуки в один. И выдохнут – струнным перебором. Песней обо всем, обещая все. Спи, маленький, спи. Долгая дорога подождёт. Тшшшшш. Потому что только на струнах – прошлого и настоящего – играется вечная мелодия будущего… Снова и снова…

О чем? История четырнадцатая.

О чем тебе говорят твои боги? Когда небо светлеет и до первых солнечных брызг из-за горизонта остаётся полшага?

Когда новый день распахивается на ладонях древнего города, а вопрос остаётся все тем же, можно услышать белый шёпот из самого воздуха вокруг. Услышать и расплакаться. Или сделать вид, что не слышал.

О чем поют тебе твои горы за один удар сердца до заката, накалывая золотое солнце на самую высокую из вершин? Когда все смотрят, забыв дышать, на магию вечернего светопреставления – и только ты видел его столько раз, что спокойно поворачиваешься спиной к свету?

О чем молчат в храмах на земле? Ты все так же приходишь спросить, давно