— В машину, пацаны. Погнали.

Все запрыгнули в машину. Приготовились уехать. Я подошёл к водителю и, доброжелательно, как смог, вполголоса произнёс:

— Иди-ка сюда. Хочу сказать тебе кое-что.

Он нехотя вылез и подошёл. То ли из любопытства. То ли, чтобы продемонстрировать свою самостоятельность и значимость.

— Слушай, а у тебя запаска есть? — тихо спросил я.

— Ну, есть, а как же? — парень соображал — к чему этот вопрос.

— А сколько у тебя запасок?

— Одна как у всех. — он уже начинал чувствовать то ли подвох, то ли издевку.

— Покажи.

— Да пошёл ты! — до него только дошло, что разговор какой-то странный и над ним, возможно, насмехаются. Но разговор был вполне себе серьёзный. Я достал свой калаш и, передёрнув затвор, выстрелил пулей в левое переднее колесо. Я старался не задеть диск — боялся, что пуля отрикошетит. Но случайно промахнулся. Пуля легко пробила ржавый металл. Диск лопнул. Резина тоже.

— Раз! — сосчитал я и подошёл по часовой к правому колесу. На этот раз я намеренно прострелил баллон вместе с диском, добавив:

— Два! Пожалуй хватит? Ведь у тебя только одна запаска? — спросил я, посмотрев, на водителя. Он стоял в растерянности, чуть приоткрыв рот. Тогда я издалека дважды подряд выстрелил в заднее правое, намеренно держа ствол напротив лица "старшего" и заключил:

— Три! Хорошей дороги, парни! И успехов на жизненном пути!

После чего двумя ударами приклада я разбил им в мелкую сетку лобовое стекло и мы с Наташкой уехали.

За чашечкой кофе в забегаловке мы с Наташкой обсудили нгаши планы. Я предложил немедленно поставить машину в сервис. Но она сказала, что машина ей нужна весь день. Кроме того, сегодня когда сын заснёт мы пойдём в ночной клуб и она планирует быть за рулём в качестве моего персонального водителя, чтобы я мог не слишком ограничивать себя в отношении алкоголя.

Поздним вечером я сидел в кабинке на галерее второго яруса ночного заведения "Голдэн Доллс" на Невском с самой нарядной и сексуальной женщиной в этом злачном месте, включая и посетителей и танцовщиц. Внизу под нами располагался подиум с шестом, где девушки одна прекраснее другой демонстрировали чудеса пластики. Одна сменяла другую, давая перерыв для отдыха. Время от времени они дефилировали вдоль столиков по галерее, давая возможность полюбоваться своей красотой в упор и изобразить несколько самых сокровенных движений по индивидуальному заказу. Я допустил вольность. Специально, чтобы пощекотать Наташке нервы, я заказал одной из "кукол" короткий танец, а после засунул ей в стринги стодолларовую бумажку в качестве благодарности. Я никак не ожидал того, что произойдёт после этого. Моя подруга всегда оставалась для меня непредсказуемой и трудно прогнозируемой. Она встала и быстрым шагом спустилась вниз. Там она разделась и, оставшись в одних кружевных трусиках, запрыгнула к шесту. Танцовщицы почтительно уступили ей место — не часто посетители отваживались на такое. Диджей поставил какую-то новую композицию для особых случаев. Моя возлюбленная вытворяла нечто ошеломляющее. Жаль, что я никогда уже не узнаю, где она этому научилась. Когда она исполнила свой номер и подошла ко мне, неся в руках скомканную одежду, она достала из своих трусиков три стодолларовые купюры, одну из которых с прозрачным намёком вернула мне, а две других оставила себе.

Всё было превосходно. Я ловил на себе завистливые взгляды мужчин за соседними столиками и грустные взоры их девушек. Вдруг раздался звонок Наташкиного мобильника. В нём раздавался испуганный голос сына. Он был в панике. Проснулся от страшного сна. Он в ужасе плакал и требовал, чтобы мама сейчас же приехала. Он уверен, что сейчас произойдёт что-то ужасное и он не может больше находиться дома один.

Мы вскочили и, расплатившись на бегу крупными купюрами побежали к машине. Наташка вела свою эмку, пролетая светофоры на любой цвет. Была осень и ночью внезапно подморозило. Дорога покрылась инеем. А зимнюю резину мы поставить не успели. Лиговку мы промчались за считанные секунды. Во всяком случае, так мне показалось. Свернули с визгом на Расстанную налево. На Бухарестской я увидел на спидометре цифру сто семьдесят и собирался уже крикнуть подруге: — Стоп! Хватит гнать! Мы уже почти дома. Но не успел. Я услышал её испуганный голос:

— Я ничего не могу сделать! Машина не слушается руля!

Нас развернуло боком и ударило о бетонный столб. Машину разорвало пополам. Девушка погибла на месте. Но я тогда этого не знал. Я очень долго был без сознания. Точнее — нет. Я был тогда мёртвый. Я видел со стороны себя — точнее мои окровавленные части. Видел Наташку. Она лежала как живая. Только лицо всё бледное и в крови. Видел как едут скорые со спецсигналами и пытался кричать им со всей силы: Быстрей же, быстрей! Мою подругу положили на носилки и так оставили — раздетую на холоде. Почему её не грузят и не везут? Ведь институт скорой помощи здесь недалеко. Почему они мешкают и все возятся со мной? Ведь мне уже всё равно не помочь. Но длилось это не долго. Скоро я перестал что-либо видеть.

Меня собирали по кускам. Как паззл собирали кости на десятках винтов и пластин. Зашивали внутренние органы. Я провёл в больнице около двух лет, перенеся бесчисленное множество операций.

Ещё через несколько лет я женился на самой преданной из моих прежних подруг. Но любил и всегда буду любить только Наташку. Её портрет висит у меня в кабинете и жена закрывает на это глаза. О сыне я продолжал заботиться пока он не стал совсем взрослым. Пока я был в больнице он жил с бабушкой, которая специально для этого переехала из Москвы. Она не увезла его туда, чтобы не разлучать его со мной.

Иногда Судьба заставляет тебя бежать очень быстро. Внезапно она ставит подножку на полном