опасаясь, не случилось ли чего-то плохого, но едва он встал, как старушка вернулась с подносом в дрожащих руках.

Половина чая из старинных фарфоровых чашек расплескалась на булочки, обсыпанные сахарной пудрой, весь поднос стал липким и к нему вскоре начали подтягиваться мелкие муравьи. Йован поспешил опередить конкурентов и принялся за угощение.

— Так давно здесь гостей не бывало, — пожаловалась окончательно успокоившаяся вдова, — уже почти век живу, а заходило к нам за всю мою жизнь человека три.

— Не уверен, но мне кажется, что вашей деревни нет на большинстве карт. Как она, кстати, называется?

— Мы люди замкнутые. Мало кто о нас знает, да и сами не высовываемся без необходимости.

Она то ли не расслышала, то ли не захотела ответить на вопрос, и принялась рассказывать о всяких незначительных мелочах: о корове, которая застряла ногой в норе, детях, разрисовавших простыни, нашествии необычно крупных комаров и подобной ерунде.

Когда Йован пробовал расспросить её о деревне, она отвечала уклончиво и тут же переводила разговор на другую тему.

В саду после недавней бури навалило веток, которые Йовану пришлось убирать почти до самого вечера. Вдова то и дело спрашивала, не проголодался ли он и не хочет ли чая или свежего сока, приносила булочки и напитки, которые чуть ли не силком впихивала в него.

Через два часа такой работы Йован подумал, что набрал килограммов пять и завтра не влезет в брюки, а через четыре уже был уверен, что заработал сахарный диабет.

— Спасибо, мне не хочется, — он попытался отказаться от очередной партии выпечки, но старушка так умоляюще смотрела на него, что он всё же взял одну булку.

Когда ветки наконец были убраны и Йован с трудом уговорил отпустить его обратно без задержки на ужин, вдова вручила ему огромный пакет со сладостями и на прощание поцеловала в лоб.

Темнело, и лес становился всё более мрачным. Тьма как будто ползла из него, окружая деревню, постепенно пряча в себе дороги и заброшенные дома.

Жители зажигали фонари у своих дверей, запирали ворота, плотно закрывали окна. В большинстве дворов позвякивали цепями сторожевые собаки, худые и злобные. Они рычали вслед Йовану и смотрели на него скорее волчьим, чем собачьим взглядом.

За занавесками в домах горел свет, но не было видно ни одной тени — будто все люди легли спать, не выключив ламп.

Добравшись до бара, Йован столкнулся со стоящим в дверях с Шерифом, который заметил его и вышел навстречу. Лицо старика было мрачным.

— Что я тебе говорил? — гневно спросил он. — Ночью на улицу ни ногой. А ты разгуливаешь, словно с тобой толпа охраны. Я не открою дверь, если тебе ещё раз вздумается прийти затемно.

— Извините, — промямлил Йован, хотя хотел возмутиться. Шериф не выглядел как человек, который готов терпеть пререкания, поэтому безопаснее было промолчать.

Гай всё так же сидел за столом, чуть ли не уткнувшись носом в кружку, будто с самого утра и не вставал. Рядом валялись две пустые бутылки из-под пива и джина. Старик вздохнул и поднял их с пола.

— Мало того, что не открыл сегодня бар, так ещё и уничтожаешь мои запасы в таком темпе, что Бобби придётся ездить в город каждый месяц.

Гай в ответ буркнул что-то невнятное, не поднимая глаз от кружки, в которой как будто что-то высматривал.

— И давно он так пьёт? — спросил Йован, видя, что Шериф возвращается в нормальное расположение духа.

— Да уж лет двести, наверное, — отозвался тот.

Шериф снял шляпу, на которой теперь виделась пара пятен от грязи.

— А чем вы занимаетесь, кроме бара? — спросил Йован.

Старик вздохнул и пригладил свою седую челку, растрепанную и немного запутанную после дня, проведенного под ветром.

— Много чем. Я, конечно, не полицейский, но если у кого-то сбежала коза, заблудился ребенок и что-то в подобное — с этим обращаются ко мне.

— А что насчёт разбойников? Кто защищает людей от них?

— Каждый в какой-то мере защищает и себя, и деревню. Но я с этим, скажу не хвастаясь, справляюсь лучше всех.

Йован все больше и больше убеждался в том, что здесь все либо посходили с ума, либо это действительно поселение людей, посвятивших всех себя ролевой игре. И он бы точно поверил во второе, даже несмотря на то, что старикам вроде вдовы должно доживать оставшиеся годы в местечке получше, если бы не обжитые дома. Сразу было видно, что в них рождалось и вырастало не одно поколение — тысячу раз залатанные и перелатанные стены, полы и потолки не могли появиться внезапно, когда кучке людей вздумалось поселиться в заброшенной деревне.

— Не бойся, парень, — прервал его мысли Шериф, — Гай тебя наверняка запугал рассказами о шайке Робина, пока меня не было, но опасаться нечего, если ночью ты сидишь дома.

Йован фыркнул.

— Кто вам сказал, что я боюсь?

Гай резко распрямился, стукнув по столу кружкой, которую за секунду до этого поднял на уровень глаз. Остатки пива выплеснулись на стол.

— Чем чесать языком, лучше бы пошёл запирать двери. Не ровен час, сюда пожалуют разбойники, которых, как ты сказал, нечего опасаться.

— Сам пойди и закрой, — голос Шерифа снова стал строгим. — Вроде не первый десяток лет живёшь на свете, а ума с самого детства так и не прибавилось.

Гай не отреагировал, снова ссутулившись над пустой кружкой, и старик, покачав головой, загремел у двери ключами.

Йован немного помялся у барной стойки, но ни Шериф, ни его помощник не собирались с ним беседовать, поэтому он пожелал спокойной ночи и побрёл наверх. Ступени лестницы неприятно скрипели, будто вот-вот могли провалиться. Вчера он этого не заметил, но теперь ветхость всего в этом доме бросалась в глаза.

Обои держались на честном слове: дотронувшись рукой до стены, Йован почувствовал, что они готовы отслоиться, а штукатурка под ними — рассыпаться. Длинный ковёр в коридоре напоминал тропинку: посередине истоптанный, утрамбованный до твёрдости и посеревший, а с боков более мягкий, мохнатый с ещё не слипшимися ворсинками.

Перед сном Йован сложил все вещи в рюкзак и закинул его на шкаф в надежде, что миссис Мышь туда не доберётся.

«Только попробуй что-нибудь сожрать, — подумал он, — тогда и кот не понадобится».

Ночью его опять разбудил стук коготков по изголовью кровати, но он только отмахнулся и спрятал голову под подушку, чтобы уберечь волосы от крысиного любопытства.

Сон был прерван только на рассвете, когда кто-то неистово забарабанил в дверь. Йован услышал, как Шериф и Гай с громким топотом побежали вниз по лестнице,