Резиденция лежала словно на донышке чаши, скалы взбегали к небу слева и справа, и когда Кирилл вылез из вертолета, он увидел на боку скалы, обращенном к Мекке, выложенное белым имя Аллаха. Оно нависало над морем и миром, как знаменитая надпись над Голливудом.

Сама резиденция была еще не достроена. Перед двухэтажным длинным особняком рабочие расстилали рулоны травы, и тут же по рулонам гулял упитанный взрослый гепард. Левая половина особняка была еще в лесах; рабочих было много, а вооруженных людей еще больше. Они слонялись по дорожкам, с тем особенно гордым видом, который горцу придает оружие, и многие подошли к Кириллу поздороваться и обняться.

Солнце валилось куда-то вниз, за белое имя Аллаха, мулла уже пел азан, и двое в камуфляже волокли на летнюю кухню упирающегося черного барашка. Павлин с длинным, похожим на ручку от сковородки хвостом, бродил вокруг «порше кайенна», и за ним ходил мальчик лет девяти, целясь в павлина из черного тяжелого «стечкина».

Сам «порше» представлял собой любопытное зрелище. Двигатель его был вывернут наружу, как желудок морской звезды. Стекла осыпались; из дверей автоматные очереди сделали дуршлаг. Штрассмайер увидел машину, остановился как вкопанный и сказал:

– Боже мой. Что это?

– Козел навстречу выскочил, – объяснил Хаген.

– Как козел? Это козел?

Палец Штрассмайера ткнул в развороченный двигатель.

– Нет, – сказал Хаген, – это «Муха». У нас за селом плотина, а потом вверх идет серпантин. Вот я выезжаю к плотине, и – тут на дорогу выскакивает козел. Я – по тормозам. А в этот момент с серпантина стреляют. И граната, вместо того, чтобы влететь в салон, влетает в двигатель.

Штрассмайер вытаращил глаза.

– Вы были в этой машине? Но она же вся изрешечена!

– Так что? – пожал плечами Хаген, – мы же выскочили. Эти палят, и мы палим.

Покачал головой и сокрушенно добавил:

– Удобное место этот серпантин, слов нет. Уже второй раз меня там расстреливают. И сотовый там не берет.

Мальчик со «стечкиным» подошел к иностранцам, наставил на Кирилла ствол и сказал:

– Бах! Отдавай твой пистолет.

– У меня нет пистолета, – ответил Кирилл.

– Тогда отдавай деньги.

Кирилл расхохотался, а Хаген присел перед мальчиком, потрепал его по голове и произнес наставительно:

– Это друг. У друзей нельзя просить. Им надо давать.

В это мгновение на поясе Хагена ожила рация, выплюнув в эфир короткую веревочку гортанных звуков. Вооруженные люди, кучками стоявшие на газоне, засуетились и пришли в движение, словно электроны, бесцельно бродившие в куске металла, и вдруг попавшие под напряжение; через несколько мгновений они уже стояли ровным строем у ворот, те распахнулись, и внутрь влетела кавалькада из «мерседесов» и «лексусов», вперемешку с раскрашенными «десятками» ГИБДД.

Из второй по счету машины выбрался невысокий полноватый человек в хорошо пошитом синем костюме и с желтым, как дыня, лицом, изрезанным сеточкой морщин.

Президент Северной Аварии сильно постарел. Лысина всползла со лба на макушку, выела остатки некогда темных, густых волос, оставив над ушами две поседевшие пряди; плита лица растрескалась и пошла морщинами, но движения Заура были по-прежнему ловки и уверенны, и черные зрачки, как грачи, довольно и весело прыгали меж набрякших жилок сетчатки.

При виде гостей Заур улыбнулся, непритворно и весело, и в следующую секунду Кирилл почувствовал себя в его твердых объятьях.

– Салам!

– Ваалейкум ассалам, Заур Ахмедович, – ответил Кирилл.

* * *

Ужин начался в половине восьмого, когда зашло солнце и президент вернулся с вечерней молитвы. Стол был уставлен ароматной бараниной и восхитительными курзе. Из завитков влажной, сочной зелени выглядывали алые крутые бока помидоров. Мужчины ели аккуратно и быстро, запивая куски мяса желтоватым лимонадом с наклейкой «фирма „Кемир“. Чувствовалось, что за день они проголодались.

– Прошу прощения, что не полетел с вами, – сказал Заур Кемиров, – у нас несчастье, в Чирагском районе взорвался дом. Семь трупов, пятнадцать раненых.

– Теракт? – встревожено спросил Штрассмайер.

– Нет, газ.

Заур Кемиров помолчал и добавил:

– Чираг – лакский район. Полтора года назад так взорвался дом в Бештое, и я сразу прилетел. Бештой – мой родной район. Если бы я не приехал в Чираг, все бы обратили на это внимание.

– У вас так хорошо помнят, что было с каким-то домом полтора года назад?

– О, – сказал Заур Кемиров, – на Кавказе помнят все.

Тут вниманием гостей завладел Магомед-Расул, который недавно побывал с делегацией во Всемирном Банке и теперь горел желанием поучить иностранцев правильной денежной политике; Заур, спешно отозванный помощником, извинился и вышел. В проем раскрытой двери Кирилл заметил целую делегацию стариков в барашковых шапках, которая видимо требовала внимания. Ташов вышел к старикам, спустя десять минут он вернулся и поманил с собой Хагена. Во дворе приезжали и отъезжали машины. Хаген исчез. Та-шов пришел второй раз и поманил Кирилла.

– Заур Ахмедович хочет поговорить отдельно, – сказал Та-шов.

Заур ждал его в собственном кабинете с огромным столом красного дерева и плоским компьютерным экраном, утвержденным посереди стола на золотых львиных лапках. Компьютер был из Тайваня, а коврик для мышки – из Саудовской Аравии. Это была крошечная копия молитвенного коврика, с вышитой золотым на черном Каабой. На экране мерцала вязь из реакторов и ректификационных колонн.

Президент республики, затянутый все в тот же синий костюм, стоял у окна, и за окном в свете восходящего над горами месяца тонко серебрилась колючая проволока, проходящая по гребню высокой стены, а над колючей проволокой горело имя Аллаха. Оказывается, оно было сделано из светоотражающего материала, как разметка хайвея.

– Спасибо, что приехал, – сказал Заур.

– Я рад. Жаль, что Джамал…

Заур нетерпеливо взмахнул рукой.

– Послушай, Кирилл, – сказал Заур, – лицензия на добычу в Чираг-Геране принадлежала покойнику Гамзату. Теперь она принадлежит мне. Признаться, я рассчитывал, что мы найдем нефть, но так уж вышло, что мы нашли газ. Нефть продать легко, а для газа у нас в России есть один покупатель, и он не очень-то хочет пускать мой газ в трубу, а я не хочу его ему продавать. Поэтому мне нравится предложение «Навалис». Оно нравится мне потому, что вместо дешевого газа, который к тому же не пускают в трубу, я буду торговать дорогим товаром, который я могу везти куда хочу. Я не собираюсь строить завод. Я хочу построить республику.

Компьютер светился, как имя Аллаха за бронированным окном, и Кирилл вдруг вспомнил, что Заур по образованию – инженер-нефтяник.