ли бы кто-то осмелился спорить. Харрис повезло – Карен была наслышана о ней, и не собиралась устраивать испытательный срок, или жёстко контролировать. Её лишь попросили послушать некоторые наставления, которые мягко называли «советами».

В принципе, они ничем особо не отличались от обычных правил в психиатрической больнице. Харрис подумала, что на том всё и кончится – и даже встала, собираясь уйти, когда Карен в какой-то момент замолчала, но женщина придержала её руку, заставляя остаться на месте.

– Ещё кое-что, доктор Харрис, – понизив голос, сказала Леонард.

– Мэм?

– В нашей больнице имеются пациенты, которые не могут подавать надежды на выздоровление. Надеюсь, вы это понимаете. Всем помочь невозможно, но мы очень стараемся.

– Конечно, мэм. Я понимаю, что некоторые психические заболевания требуют особого контроля с нашей стороны, и постараюсь сделать всё, чтобы…

– Доктор, – перебила её Карен, вынуждая сесть обратно. – Прошу понять меня правильно. У нас серьёзное медицинское заведение. Мы оказываем помощь некоторым известным людям. Влиятельным людям. Вы это осознаёте?

– Осознаю.

– Потому о тех, кто, повторяю, не может подавать надежды на излечение, я предупреждаю всех новых специалистов. О вас отзывались, как о компетентной и умной женщине, доктор. Так что я надеюсь, что вы не станете пытаться нарушить порядок, заведённый в данной больнице. Например, принимать пациентов до начала рабочего дня, – тут Леонард выдавила чуть жутковатую, чересчур вежливую улыбку. – Это нарушает режим больных, не так ли? И может плохо отразиться на вашей собственной психике, – тон стал угрожающим, – нам всем нужен правильно организованный график.

– Мне сообщат о пациентах, к которым я должна быть особенно внимательна? – наконец, поняв, о чём идёт речь, спросила Хлоя, стараясь выглядеть абсолютно спокойной. Улыбка Карен стала менее хищной.

– Разумеется, доктор. Все данные уже у вас на столе.

– Я свободна?

– Да. Можете идти, – женщина отпустила руку Хлои и склонилась над своими записями. Харрис, коротко попрощавшись, покинула её кабинет и вернулась в свой.

Там она прислонилась спиной к двери и тихо выдохнула. Сердце у неё колотилось где-то в горле, не от страха – от прилива адреналина, из-за которого хотелось прямо сейчас побежать обратно и прижать новую начальницу к стенке, заставить рассказать всё. Не понять, что тут происходит, было теперь невозможно. Всё стало ясно – Карен говорила о тех, кого насильно держали в психбольнице за деньги. Хлоя слышала о таком, но не думала, что столкнётся с этим сама. Тем не менее, сейчас всё становилось на свои места – то, что ответы Сэма показались ей заученными, его страх перед чем-то ей неизвестным, его поведение и та пауза перед тем, как он назвал наконец своё имя – вряд ли настоящее. Все попытки побега и нападения на санитаров тоже обрели смысл.

Харрис скользила взглядом по помещению. Когда он остановился на столе, она вздрогнула, увидев, что на клавиатуру кто-то приклеил маленький листок. Вспомнились слова начальницы – «все данные уже у вас на столе». Очевидно, это были список «особых пациентов» – тех, кто никогда не должен был покинуть стены этой клиники. Хлоя, взяв себя в руки, подошла к рабочему месту и села за стол. На бумажке было выведено несколько цифр, составляющих всего одно число – шестьсот шестьдесят шесть.

Харрис опустила веки, глубоко вздыхая. Сжала в кармане помятые стикеры – повезло, что ей не пришло в голову выкинуть их в урну, ведь её кабинет наверняка обыскали. Так – ей нужно взять себя в руки и что-то придумать. Если этот Сэм действительно нормальный, адекватный человек, она просто обязана ему помочь – только пока неизвестно, как.

Так что Хлоя пока что взялась за работу. Её ждали другие пациенты – действительно потерявшие рассудок, в отличие от Эллиса – или как там его на самом деле звали…

Ближе к вечеру звякнул телефон. Отправив последнего пациента обратно в палату, Хлоя на автомате взяла мобильник в руки и взглянула на экран – пришло сообщение от Эммы. Харрис уже и забыла о собственной просьбе – а вот её подруга, похоже, зря времени не теряла.

Хлоя открыла присланный файл. Всё внутри мучительно сжалось, когда она начала читать.

Стало понятно, откуда она знала эту странную фамилию. Годфри Эосфор – известный политик и бизнесмен, которому так или иначе принадлежала добрая треть, если не почти половина предприятий в Лос-Анджелесе. Эмма постаралась на славу, откопав и газетные статьи, и вырезки из Википедии. Местами куски текста были украшены её собственными комментариями. Из них Харрис стало известно, например, что информацию о наличии одного своего сына многодетный отец Годфри потребовал удалить почти со всех доступных источников. Остались лишь очень старые независимые сайты и электронные архивы печатных изданий.

Сэмюэль Лукас Эосфор был одним из старших детей. Хлоя полистала найденные Эммой фотографии, и почти сразу узнала на них своего пациента. Правда, сейчас парень выглядел практически истощённым, очень бледным, и явно потерявшим надежду. На фотографиях же он был жизнерадостным, загорелым, светился изнутри улыбкой. Он и правда был музыкантом – талантливым пианистом и гитаристом. У него даже был собственный клуб – пару раз, ещё до отправления на службу, Харрис туда приходила со знакомыми. Смутно мелькнуло что-то в памяти – может, она и с Лукасом когда-то встречалась? Если он являлся хозяином клуба, то наверняка часто там бывал во время вечеринок. Теперь же клуб был отдан одной из его бывших подружек со странным именем – Мойра Доу. Эмма писала, что она могла быть его телохранителем, но Хлоя в это особо не верила – на фотографии смуглая девушка казалась совсем невысокой, едва ли достающей до плеча своему «боссу». Вероятнее всего, они встречались, а может, и жили вместе – собственно, потому их и часто видели вдвоём.

В середине 2017 года кристально чистая история жизни Лукаса приобрела мутный оттенок. Эмма смогла найти информацию о том, что парень, по словам семьи и явно проплаченных журналистов, начал вести себя странно, попытался украсть у отца какие-то бумаги, начал срывать ему интервью, выкрикивая что-то. Харрис сверилась с его медкартой – верно, парня поместили сюда ещё через полгода, когда семья «вовремя заметила тревожные признаки расстройства личности». Сначала он просто приезжал на ежемесячные осмотры, но в декабре, год назад, его полностью сбагрили в больницу. Хлоя точно не знала, но могла бы поклясться, что именно тогда Карен Леонард и заступила на пост главного врача.

Поведение Лукаса теперь казалось даже более нормальным, чем её собственное. Парень просто боялся – видимо, ему ничего не говорили после смены врача.