– Я, Алливанна… – заговорила девушка, не одолев сочетания имени и отчества, чем еще больше разозлила старшую сестру.

– Меня зовут Алла Ивановна, – поправила Чайку старшая сестра и сразу без перехода спросила: – Похуже места найти не могла? Может, тебе сразу к мортусам[5] надо?

– Мертвым помощь уже не нужна, – тихо, но твердо произнесла Алиса.

Старшая сестра ничего не ответила. Но, сколько ни вглядывалась девушка в ее лицо, так и не увидела ни единого проблеска симпатии. Алла Ивановна смотрела на нее, как на юную дурочку с ветром в голове. Наверное, она имела на это право.

Помолчав несколько секунд, старшая сестра взяла остро отточенный короткий карандаш и квадрат бумаги. Что-то написала и протянула записку Алисе.

«В блок Б» – вот все, что там оказалось написано.

– А где он, этот блок Бэ? – робко поинтересовалась Чайка, совершенно не знакомая ни с порядками, царившими на станции врачей, ни с планировкой помещений.

Грачева в ответ мотнула головой в неясном направлении.

– Спасибо за ответ, – Алиса, хотя и не ожидала теплого приема, не смогла сдержать обиды, круто развернулась и побежала прочь, сама не зная, куда… И наткнулась на мужчину лет тридцати в поношенном камуфляже со сталкерской нашивкой.

Тот шел по узкому проходу между строениями, опираясь на костыль. Левая нога больного не сгибалась, он с трудом ее подволакивал. Пальцы на правой руке были перебинтованы. Чайка несколько раз видела этого сталкера вместе с Борисом Молотовым.

Алиса не успела затормозить и на полном ходу налетела на пациента. Тот не удержался на ногах и упал на гранитные плиты.

– Агрх! Мать-перемать, куда прешь?! – зарычал сталкер.

Девушка попыталась удержаться на ногах, но не сумела и упала следом. Прямо на больную ногу несчастного. Тот взвыл от боли.

– Простите-извините-виновата… – пролепетала Алиса. Она попыталась помочь бедняге встать на ноги, но он лишь отмахнулся от нее.

– Вали отсюда! – захрипел сталкер, размахивая в воздухе костылем.

К месту событий уже спешили санитары. Обхватив голову руками, Чайка стремглав бросилась прочь.

Вечером этого же дня девушка, с трудом сдерживая слезы, написала на листе бумаги:

«Приказ выполнен. Я принята на работу. Все хорошо. Чайка».

Но с отправкой отчета решила подождать.

– Как бы ни выгнали теперь… – вздохнула она и спрятала письмо в потайной карман.

31 октября – 4 ноября, станция Выборгская

Станция Выборгская никогда не блистала красотой и изяществом, ни до часа Икс, ни, тем более, после. Обычная станция глубокого заложения с колоннами бежевого цвета. Как и все платформы петербургской подземки, Выборгская радовала местных жителей и гостей столицы обилием банкоматов и торговых точек. Москвичам, обладателям самого помпезного в мире метрополитена, о подобной роскоши оставалось только мечтать. Рабочие из стран Средней Азии старательно выгребали и выметали весь тот мусор, что оставляли за собой бесчисленные толпы пассажиров, чье движение в час пик напоминало миграцию антилоп гну.

Так было когда-то давно.

Теперь же, когда улицы и площади города заполонили двухметровые сороконожки и прочие милые создания, Выборгская превратилась в самый настоящий свинарник. С единственным отличием. Настоящих свиней тут не водилось. Зато здесь обитали не менее трехсот существ вида homo sapiens, не утруждавших себя заботой о красоте родной станции. Или не очень родной. Или совсем не родной, а всего лишь временного пристанища.

Расположенная на перекрестке торговых путей, Выборгская гостеприимно распахивала свои гермоворота перед наемниками, торгашами, наркокурьерами, ворами и воришками всех мастей. Большинство из них надолго здесь не задерживались. Кто-то уходил по межлинейнику на Петроградскую. Кто-то спешил в сторону центра метро, на Площадь Ленина или Площадь Восстания. Кто-то решался на рискованный марш-бросок через руины города на север. Там лежали владения Северной Конфедерации. Здесь не спрашивали документы и не особо напрягались, если посетитель входил на перрон с оружием, да еще и со свежими кровавыми пятнами на шнурованных берцах. Всякое бывает в жизни. Кому какое дело? Не дебоширь, да не воруй у местных, и живи, как знаешь. Главное – плати.

Местная администрация услужливо предлагала дорогим гостям неслыханные удобства: покосившуюся хибару с гордым названием: «Гостиница», жуткое пойло с условным наименованием «пиво» и таким же соблазнительным шашлыком из крысиных тушек, и благоухающий общественный сортир. За неимением иного посетители рады были и этому. А если кто-то был не рад – старался помалкивать. Любителей качать права тут не жаловали.

Одним из случайных гостей этой шумной общины, пропахшей смрадом закопченного мяса и мужского пота, был Данила, караванщик из Северной Конфедерации, отставший от своих. Он торчал на станции уже пятый день.

– Скоро придет наш караван – и заберет меня, – повторял Данила.

– Тогда и долги отдам. Наши своих не бросают, все заплатят, – добавлял он, услышав напоминание про еду и выпивку, взятые в долг.

Но время шло. С севера никто не приходил. Кредиторы незадачливого караванщика начинали нервничать. Чтобы гость-дармоед не удрал, к нему приставили охрану. Данила вяло переругивался со своими надзирателями, но сбежать от них не мог. Стерегли парня на совесть.

Первое время караванщика подкармливали даром. Жалели человека. Особенно активное участие в судьбе караванщика приняла повариха Нюра. Целых три дня она наливала Даниле полные миски похлебки, да еще добавки давала.

– Он жеж. Он жеж за любов! – поясняла она свою щедрость.

Сталкеры и постовые угощали самогоном. Хозяин гостиницы целых два дня разрешал занимать койку бесплатно. Даже комендант станции не лез, а он больше всего на свете не любил людей, которые не платят денег.

Причина, по которой караванщик отстал от своих, была проста и незамысловата. Женщина. Ангелина, медсестра с Площади Ленина. По меркам метро – почти красавица, ни синяков, ни выбитых зубов. Они познакомились больше месяца назад, но тогда остаться наедине не получилось. Лину позвали на операцию.

– Приходи еще, устроим полет, – шепнула она на прощание.

Данила вернулся. Едва караван закончил разгрузку на Выборгской, и был объявлен общий отдых, помчался со всех ног на Площадь Ленина. На этот раз им повезло. Нашлось и место, и время. Три часа пролетели незаметно.

Про жесткие сроки пребывания каравана северян Данила, конечно, знал. И даже сделал попытку объяснить прекрасной даме, что ему пора прервать любовные подвиги и отправиться в обратный путь. На всех уважающих себя станциях горели электронные часы. Правильное ли они показывали время – никто не знал, но зато – одинаковое. Однако коварная Лина наотрез отказалась отпускать своего принца, а караванщик, как истинный джентльмен, не посмел перечить женщине. Когда же он все-таки вырвался из горячих объятий ненасытной партнерши и примчался обратно на Выборгскую, ни одного северянина там не оказалось. Караван ушел. Дожидаться Данилу или отправлять кого-то на его поиски никто не стал, велика честь. Прошляпил время – сам виноват.