На самом деле я чуть преувеличила. Я умею пользоваться сцеплением – отец научил меня на парковке у бургерной.

Билли даже не моргнул. Он откинул голову и выпустил струйку дыма.

– Ну конечно, – усмехнулся он.

Под неоновыми огнями он выглядел скучающим и равнодушным, но голос его звучал почти дружелюбно.

– Конечно. Как только мне исполнится шестнадцать, я сяду за руль «Барракуды» и прокачусь по всему побережью.

– Да ну? Она слишком мощная для ребенка.

– И что? Как-нибудь справлюсь. Я бы и с твоей справилась.

Подойдя ближе, Билли наклонился и заглянул мне прямо в глаза. От него резко пахло табаком, и он все еще улыбался.

– Макс, – пропел он хитрым голосом. – Если думаешь, что я подпущу тебя к своей машине, ты сильно заблуждаешься. – Билли улыбнулся.

Он снова засмеялся, потушил сигарету и выбросил окурок в сторону. Глаза его горели.

Я решила, что он дурачится. Парни всегда так делают. Вот взять, например, знакомых отца. Эти бездельники, которые зависали в «Черной двери» на его улице в Восточном Голливуде, отпускали шуточки или дразнили меня насчет мальчишек. Они ведь просто дурачились.

Билли нависал надо мной, разглядывая лицо.

– Ты еще ребенок, – заявил он. – Но и дети не откажутся прокатиться на такой тачке, а?

– Еще бы, – согласилась я.

Какой же наивной я оказалась! Я решила, что теперь все будет хорошо. Что Харгроувы изменят нашу жизнь к лучшему – ну или хотя бы сделают ее нормальной. Я ведь думала, что обрела семью.

Мой первый день в средней школе Хоукинса выдался на вторник. Мама не стала выгонять нас учиться в понедельник: школе все равно не хватало кое-каких документов. Но во вторник она заглянула ко мне в комнату и велела вставать.

Я все еще не распаковала коробки с вещами и сперва решила, что она попросит этим заняться. Но мама лишь улыбнулась и заявила, что пришла пора идти в школу. Видимо, постоянное присутствие Билли начало сводить ее с ума. А может, она наконец-то заметила, что я три дня только и делала, что в автоматы играла? Я бы и четвертый день просидела, но нельзя же вечно прогуливать. Да и где взять столько денег?

После завтрака я схватила рюкзак и скейт и последовала на улицу вслед за Билли.

В «Камаро» привычно пахло лаком для волос и сигаретами. Билли скользнул на водительское сиденье и завел двигатель. Машина взревела, и мы отправились по двухколейной фермерской дороге в город мимо лесов, полей и множества коров.

Билли сидел за рулем и смотрел прямо перед собой.

– Боже, эта дыра – полный отстой. Могу поспорить, ты уже планируешь следующий побег.

Я смотрела в окно, подперев подбородок рукой.

– Ошибаешься.

Маму чуть инфаркт не хватил, когда полицейские вернули меня домой с автобусной станции. Она не могла уняться – все твердила, как я их напугала и как опасно убегать неизвестно куда. Она вообще не поняла смысла побега. Но я-то знала, куда направлялась, – я собиралась в Лос-Анджелес, чтобы повидаться с отцом. Хотя для мамы это одно и то же.

С момента развода отец жил в дрянной маленькой квартире в Восточном Голливуде со свалявшимся ковром и грязными, как в нечищеном аквариуме, окнами.

Он загорал еще быстрее меня – «черный ирландец»[9] с темными волосами и прозрачной кожей. Папа разбирался в науке и знал все ответы на воскресный кроссворд. Он мог запросто открыть навесной замок с помощью скрепки и банки от кока-колы.

Мама ненавидела, когда я с ним оставалась. Она беспокоилась обо всем подряд: грабителях, дорожно-транспортных происшествиях и наличии времени на сон. Даже когда они еще ладили, ее раздражало, что он разрешал мне все то, что она запрещала. Маму напугать несложно, но иногда она и правда перебарщивала. Я понимаю еще, если бы он брал меня на собачьи бои… Нет, здесь все гораздо хуже: она не позволяла нам играть в стрелялки или учить меня пользоваться дрелью, чтобы сделать гоночную машину из роликов и ящиков из-под апельсинов.

После развода мамины нервы сдавали все больше, в то время как папино безразличие росло не по дням, а по часам. Когда я возвращалась домой с порванной курткой или царапиной на колене, доходило чуть ли не до истерик. Неудивительно, что я умолчала о том, что папа учил меня водить старую грязную «Импалу» на парковке возле бургерной.

Рассказывая о выходных у отца, я опускала те части, которые мама наверняка не хотела слышать: как он опаздывал, когда встречал меня с автобуса; как иногда отрубался перед телевизором. По выходным папа любил ездить на ипподром, а я сидела на виниловом табурете, ела арахис и наблюдала за лошадьми.

Я была не против к нему переехать. В Лос-Анджелесе круто: панк-клубы, «Оки-дог»[10] и девчачьи скейтерские тусовки. Конечно, мне бы не хватало друзей, но тем летом отношения у нас не заладились, поэтому я вряд ли тосковала бы.

В мою голову никогда не закрадывались мысли о Сан-Диего, пока я не узнала, что мы туда переезжаем. Нил и мама усадили нас в гостиной и сообщили, что решили ехать в Индиану. Ложь чистой воды – решение принял Нил, а мама кивнула, улыбнулась и смирилась с идеей.

Билли с катушек слетел: врубил музыку, крушил дом, а потом и вовсе перестал появляться к ужину.

Я же психовать не стала – просто решила, что никуда не поеду.

Побег оказался недолгим. Полиция вернула меня домой, я собрала вещи в десять картонных коробок из винного магазина и долго смотрела, как грузчики складывают их в арендованный грузовик. Так мы попали в Хоукинс.

Город оказался меньше, чем я представляла, но достаточно милым. Может, все не так уж и плохо. Центр был маленьким и обшарпанным, зато украшен к Хеллоуину. А еще там был игровой центр. Разве можно считать город плохим, если там есть где поиграть в автоматы?

Билли обиженно смотрел на дорогу.

* * *

Средняя школа Хоукинса представляла собой длинное кирпичное здание напротив парковки. Простое и прочное строение больше походило на окружную тюрьму, чем на школу. Мама попросила Билли довезти меня, зайти внутрь и убедиться, что они получили документы. Вместо этого он остановился у главного входа и собрался ехать дальше на стоянку.

– Эй! – Я уставилась на него и ударила рукой по приборной панели. – Ты должен меня проводить!

Билли повернул голову в мою сторону: