После сего невыразимо печального случая и страшно горестного события [как смерть Субхан-кули хана], эмиры и министры собрались в приемной палате и устроили совещание; [они говорили]: “Теперь, пока еще не вспыхнуло пламя восстания и бунта [разных] бродяг и /8б/подонков общества, необходимо нам избрать и посадить на царский престол [одного] из царевичей, скрытых в высочайшем дворце, — как жемчужины в раковине”. И эмиры стали расспрашивать ходжу Делавера, дворцовую особу[23], который перед другими дворцовыми персонами имел [наибольшее] первенство, — о принцах — султанах и о воле покойного государя в отношении престолонаследия. Высокоблагородный ходжа ответил [следующее]:

“Ранее сего покойный, в бозе почивший государь, основывался на зрелости ума и рассудительности, отражавшихся во внешности букета с царственного луга, сейид Убайдуллы султана, [и, исходя из того, что] все достойное, сделанное и не сделанное им, указывало на его миродержавное призвание, признал наследника престола за этим ветвистым деревом государства. Эмиры, благожелатели [августейшего] дома и доброхоты государства, вправе избрать по своему усмотрению одного из двух ранних плодов миродержавного сада, из этих двух питомцев могущественного величия, из двух жемчужин царственной раковины, из двух /9а/ лун, потому что каждый из них облечен в халат достойности царствовать и пригодности к [верховной] власти”[24].

Тем временем убежище начальствования Перван Узи Тимур бий каттаган — человек весьма предусмотрительный и проникновенно смотревший на [все] предшествующее и последующее, сказал: “Перед тем, как посадить на четырехподушечный престол одного из плодов царственного дерева, нам хорошо бы с корнем вырвать ту занозу, что осталась нам на память от дворцового сословия, которое за это время уже протянуло в этом государстве руку власти, и шипы его оскорбления уже выросли на лугу положения войска и народа. Теперь, когда восход солнца, освещающего и согревающего мир, перестал бросать сень [своего] покровительства на стены жизненного покоя той дьявольской породы, мы должны выполоть с жизненной нивы [все] корни и поросль её безмятежного существования[25]. Если мы в таком деле будем потворствовать [им], то как бы [потом] не вонзился в наши ноги топор раскаяния”. Но сколько этот рассудительный эмир, старый опытный волк, не /9б/ приводил убедительных доводов и не усердствовал в пробуждении эмиров в отношении того упорного сословия, — он не достиг цели. Дело в том, что “убежище начальствования и пробуждение энергии”, Бек Мухаммед бий дадха, не согласился с этим и высказал следующее соображение:

“Я сам — один из оскорбленных [царедворцами]; то, что они одобрили, уже случилось. И хотя этих злых чертей мало, но как ожерелье Плеяд, цепь родственных отношений с оседлым и кочевым населением[26] присоединяется к этому вращению [злого] Сатурна. На настоящей стадии, когда царский трон не занят благородной личностью государя, я полагаю, что народ, ищущий восстания и смуты, только и ждет того момента, чтобы под предлогом захвата [нами] этой банды зажечь от пламени насилия губительным ураганом бедствия гумно спокойного существования государства и поднять огонь потока и разграбления в такой мере, что [все] влажное и сухое сравняется и тушение сего водою /10а/ успокоения окажется делом несостоятельным и недостаточным. Вот когда трон государства украсится восшествием на него государя, тогда можно будет поступить по словам первого советника”.

Так как совет этого дальновидного эмира был близок к правильному положению дел, то Ма'сум ходжи, бывший в то время парваначием[27], присоединился на этом совещании к [мнению] Бек Мухаммед бия и, пустивши в тех смятенных людей мотылька новой жизни, он успокоил их смятенные и устрашенные умы. Эмиры и сановники признали заслуживающими одобрения мнения этих двух эмиров.

О СЧАСТЛИВОМ ВОСШЕСТВИИ ЕГО ВЕЛИЧЕСТВА, ПОБЕДОНОСНОГО ГОСУДАРЯ, НА НЕБОВИДНЫИ ПРЕСТОЛ.

Когда портной могущества сшил кафтан[28] государственного дарования и халат пригодности к миродержавию прямо по росту достойного царского престола и божественного избранника, его величества сейида /10б/ Убайдуллы Мухаммед бахадур хана и царский венец и диадема государей была возложена на его благословенную голову по смыслу коранского стиха: *ты возвышаешь, кого хочешь, и унижаешь, кого хочешь, благо в твоей руке[29], эмиры и сановники могущественного государства после гадания[30] и совещания [в конце концов] достигли единодушия в словах и мнениях и посадили на золотой престол в первый день [недели] 3 джумадиулаввалля 1116 г. [хиджры], соответствующего году Барана, того славного царевича[31].

Стихи:

Отныне гордится царский трон [тем],

Что бросил на него тень [своего] покровительства победоносный государь.

Все эмиры, духовенство и высшие сановники вознесли молитвы за увеличивающееся с каждым днем могущество [государства] и, принесши поздравления его величеству по случаю его восшествия на престол, разом опустились на колени, и благовестники благополучного окончания дела голосом, [исходившим] от глубин океана земли до центра небес, вознесли [похвалу] Убайдуллахановой державе.

/11а/ Стихи:

При радостном известии об этом славном событии полились поздравления

[И] в уши эпохи [донеслась] весть о счастье.

Добрые вестники, посланные во все стороны и концы областей и городов [государства], быстро распространили это счастливое известие.

Так как мулла Мир Мухаммед дурман, удостоившийся счастья служить в правление покойного государя при высочайшем дворе в должности секретаря, в тот день не присутствовал [на торжестве восшествия на престол], то пишущий эти сроки сообщает [следующее]: я был в тот день в высоком Арке[32]. Мухаммед Ма'сум парванчи, увидев меня, попросил написать [извещения] по поводу сего радостного события. И я в течение астрономического часа написал около семидесяти писем.

Двустишие:

Когда успокоилась благом [проявленного сановниками] единодушия,

То министры столицы государства Бухары получили центр, [который является средоточием всех упований].

В конечном итоге, совершивши оплакивание покойного государя и исполнив по обычаю предписания князя пророков, необходимое омовение и снаряжение его благословенного тела, — осуществили облачение /11б/ последнего в саван. [Затем] эмиры, духовенство, рядовые обыватели и привилегированные лица, [равно] высшие чиновники, подняли на плечи носилки с трупом покойного государя и вынесли их из высокого арка. Молодой счастливый принц шел пешком [в процессии], за воротами же арка сел на коня, и все эмиры и духовные лица, старые и молодые, воссылая славословия аллаху, чтецы Корана и певцы [шли] рядами перед трупом [хана], так оглашая воздух громкими жалобными криками и напевами, что слезы лились из глаз неба, а вопли и стоны поднимались с земли и с неба. Достигши до Файзабада