Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Может быть, из-за гордой осанки неподвижная его фигура словно свидетельствовала о полном владении собой и о способности контролировать ситуацию. Даже простота его костюма означала, что ему не требуются никакие уловки для того, чтобы производить впечатление на окружающих. Он никому ничего не должен и уж точно не сочтет нужным снизойти до ее просьб.
Грозный сопровождающий вошел за Сарой в гостиную и прикрыл дверь. Он ждал, как и она, пока Тарик соизволит заметить их присутствие.
А может быть, перехватить инициативу и поздороваться? Однако повисшее в гостиной молчание словно вибрировало отрицательными эмоциями и душило ее.
– Сара, тебя послал твой отец?
Тихий вопрос прозвучал очень резко. Тарик не шевельнулся, даже не взглянул на нее, и Сара вдруг поняла, что он ее судит, что, если ее ответ совпадет с какими-то мрачными его мыслями, он так и не повернется к ней. Она не знала, какого ответа он ждет, и предложила ему единственно возможное – правду:
– Нет. Это была моя собственная идея. Если вы помните, мы встречались в Ирландии, когда…
– Я помню. Отец разрешил тебе прийти сюда?
Сара глубоко вздохнула. Тарика аль-Хайму явно не проймешь никакими воспоминаниями. Он руководит этой встречей, и у нее нет выбора: она должна подчиняться.
– Я не разговаривала с отцом. И не видела его. Вчера я была в Уэрриби, присматривала за детьми. Вечером позвонила Сьюзен, его жена. Она была ужасно расстроена…
– Значит, ты пришла просить за него? – прервал Тарик, нисколько не смягчившись.
– За всех них, Тарик. Это касается не только моего отца.
– Что ты собираешься предложить мне в качестве компенсации?
– Предложить? – Эта мысль не приходила ей в голову. Как она вообще может компенсировать его потери? – Я… простите. У меня нет средств, чтобы заплатить вам за… за ошибку моего отца.
– Ошибку!
Тарик резко обернулся, и сердце Сары чуть не выпрыгнуло из груди. Ярко-синие глаза словно пронзили ее мозг, парализовав все мысли, а тело будто попало в магнитное поле. Никогда в жизни она не чувствовала такой притягательной силы, исходящей от человека. Его взгляд гипнотизировал, и она могла лишь таращиться на него.
Ей показалось, что он вспоминает, какой она была в двенадцать лет, и затем нанизывает годы, превратившие ее в женщину, оценивает, оправдала ли она его ожидания.
Сара попыталась собраться с мыслями. Он изменился. В его синих глазах – наследстве матери-англичанки – больше не было доброты, в поразительно красивом лице не осталось юношеской мягкости… не осталось ничего, что могло бы внушить ей надежду. Мужчина, покрытый непробиваемой броней.
Она знала, что ему сейчас тридцать четыре года; у него был вид человека, привыкшего повелевать и внушать уважение.
Его губы неожиданно изогнулись в полуулыбке.
– Как эти темные шоколадки могут так ярко сверкать?
Он так поддразнивал ее в то утро, когда пригласил на верховую прогулку в ирландском поместье ее отчима: она на пони, он на чистокровном жеребце. Сара утонула в потоке воспоминаний и не нашлась что ответить… как и тогда.
– Сара, ты так и не научилась никаким уловкам?
Резкий переход к более личному разговору смутил ее.
– Я не понимаю, что вы имеете в виду.
Его улыбка стала циничной.
– Ты – взрослая женщина, однако я все еще вижу того ребенка. Те же непокорные кудри. То же привлекательное лицо. Никакой косметики. Одежда – всего лишь одежда. Может быть, уловка именно в этом? В отсутствии уловок?
Сара покраснела от этого анализа своей внешности.
– Послушайте! Речь не обо мне.
– Посланник всегда приносит множество вестей. – Глаза Тарика весело засверкали. – Ты – красивая молодая женщина. Красивые женщины обычно осознают свою власть.
Его взгляд опустился на ее груди, заставив Сару остро почувствовать, как они растягивают тонкую ткань футболки. Затем Тарик мысленно измерил ее талию, чему, несомненно, помог ее широкий кожаный пояс. И, наконец, наступила очередь бедер и ног.
Его замечание о ее женской власти лишь усилило ее впечатление о его собственной сексуальности, чего в двенадцать лет она, естественно, не понимала. Сейчас же ей стало ясно: он привык к тому, что женщины кидаются на него. Богатство – само по себе весьма возбуждающее средство. А уж с его-то внешностью…
Ужасная мысль пришла ей в голову: когда Тарик спросил, что она собирается предложить ему, не имел ли он в виду сексуальные услуги с ее стороны? Не оценивает ли он ее на тот случай, если она выбрала именно такой способ убеждения?
Сара готова была провалиться сквозь землю от унижения. Она бы даже не знала, как подступиться к нему с подобным предложением. Мужчины не играли большой роли в ее жизни, и ни один – в интимном плане. Что касается Тарика… она не знала, что и думать.
– Вопрос в том… насколько ты выросла, – размышлял он вслух. Задумчивый блеск его глаз смутил Сару еще больше.
– Мне двадцать три, – ответила она, отчаянно желая хоть как-то упростить их разговор.
Она помнила, что одиннадцать лет назад чувствовала себя с Тариком в полной безопасности. Сейчас этого нельзя было сказать.
– Сара, я знаю, сколько тебе лет. Твой возраст не отвечает на мой вопрос.
– Я сказала вам… речь не обо мне.
– Именно о тебе. Как давно ты живешь в Уэрриби?
Может, это и есть шанс, ожидаемый ею?
– Два года.
Ей показалось, что он воспринял ее слова как пощечину. Она физически ощущала, как он удаляется от нее. Чуть заметно сверкнули его глаза, чуть жестче стала линия рта – больше никаких внешних признаков. Он оставался абсолютно неподвижным, однако невидимые ниточки, соединявшие их, резко оборвались.
– Итак… ты помогала отцу, – ледяным тоном произнес он.
Сара поняла, что Тарик только что взвалил на нее какие-то грехи ее отца.
– Не с лошадьми. Я ничего в них не смыслю, – выпалила она. – Я помогала с Джесси. Ей десять лет. Она дочь отца и Сьюзен. У нее парализованы ноги. – (Его щека чуть дернулась.) – Два года назад Сьюзен ужасно заболела, ее лечили от рака груди. Затем несчастный случай с Джесси. Сьюзен не могла справиться. И еще мальчики…
– Мальчики?
– Это мои близнецы. Сейчас им по семь лет, а тогда было только пять.
– Тебя попросили помочь?
– Нет. Сьюзен просто написала о Джесси.
– Где ты была в то время?
– В Лондоне. Я как раз сдала выпускные экзамены в университете.
– И ты все бросила, чтобы помочь им?
Тарик думает, что она принесла себя в жертву? Но она так не считает!