Скривившись от отвращения и ненависти, Эмили потянулась к телефону.

— Ну как ты там?

Скотт Тейлор не любил тратить время впустую, потому не любил исполнять условные ритуалы, потому редко здоровался и прощался в обычной форме. Но это нисколько не мешало ему быть самым обаятельным парнем на свете. Эмили гордилась тем, что может назвать его другом: этой чести удостаивались немногие. Скотт при всей своей капризности и даже некоторой склочности имел очень жесткие жизненные принципы, и Эмили подозревала, что всех знакомых и даже порой незнакомых людей он мысленно оценивает по шкале моральных качеств. О результатах можно было судить по удивленно-уважительным взглядам в сторону одних и поджатым губам в адрес других. Первых было мало. Про последних Скотт думал — Эмили была в этом уверена, — что им незачем жить на свете.

О том, почему он подвизался на поприще портновского искусства и почему аккуратно посещает маникюршу, носит аромат в стиле унисекс и имеет в лексиконе слово «душка», ходило много слухов. Сама Эмили при всей, душевной близости со Скоттом до сих пор не знала наверняка, какой он ориентации и где таится большая опасность для их дружеских отношений: в том, что он влюбится в нее, или в том, что попытается отбить у нее парня.

До сих пор прецедентов не было: он не бросил на нее ни одного двусмысленного взгляда, но и к Роберту не проявил ни тени трепетного интереса.

Теперь, впрочем, Роберт и вовсе «вне опасности»: судя по всему, Скотт уже в курсе всего. Да, хозяйка ателье Миранда — очень открытый человек. То есть совершенно не умеет держать язык за зубами. Не бывает людей без недостатков, что ж поделать. Но сейчас Эмили подумала, что лучше бы уж она была жадная или крикливая — ей вовсе не хотелось, чтобы к завтрашнему утру весь состав портних был в курсе ее личной драм ы.

Впрочем, какая разница? Они наверняка уже в курсе, вот как Скотт, и это неоспоримый факт, который нужно принять во внимание.

— Я в порядке, — как могла бодро, ответила Эмили.

— Милочка, ты же знаешь, я терпеть не могу, когда мне врут, тем более так откровенно.

То есть и правда факт.

— Нет, на самом деле… я держусь. Тебе Миранда позвонила?

— Да, она рассказала, что тебе срочно понадобились ключи от ателье и что поехала туда. А у дверей ты — с вещами и безобразно зареванная. Ты правда зареванная?

— Да, — честно ответила Эмили.

— Знаешь, из уважения к тебе я даже не стал выслушивать от Миранды подробности. Будь добра, посвяти меня в них сама. А то я тоже волнуюсь за тебя.

— А может, из уважения ко мне ты проявишь к ним полное безразличие? — улыбнулась Эмили. Слабая вышла улыбка, но — первая за последние несколько часов. Маленькая победа.

— Ни в коем случае! Безразличие — это страшно, особенно по отношению к друзьям. Но, если ты хочешь, я проявлю деликатность.

Эмили задумалась.

— Да, пожалуй, да. Может, потом я расскажу.

Эмили не боялась, что Скотт пойдет болтать налево и направо о том, как ее бывший бой-френд в ее отсутствие привел домой какую-то девицу. Но он наверняка сумеет найти в адрес Роберта такие слова, что у Эмили не останется иного морального выбора, кроме как пойти и хладнокровно, с полным осознанием своего на это права убить Роберта.

— Хорошо. Но я все равно приеду.

— Ты алогичен.

— Но прекрасен.

— Что верно, то верно.

Скотт всегда жаловался на то, что дорога до ателье отнимает у него нерационально много времени, но на этот раз он нарисовался на пороге едва ли не через полчаса. За эти полчаса Эмили успела окончательно выровнять дыхание, и с ее лица сошла неприятная краснота.

— Отлично выглядишь! — констатировал Скотт. — Я ожидал, что найду тебя в плачевном — во всех смыслах — состоянии, а ты так… ничего.

— Спасибо.

Эмили знала, что он начинает говорить мелкие колкости, когда ему неловко, и потому даже не стала сердиться.

— Я принес тебе подушку. И плед.

— О, Скотт…

— Да. Я уже говорил, что прекрасен.

Она поцеловала его в щеку и приняла из рук огромный пакет. Он чудо. Только Скотт мог подумать, что спать, накрывшись короткой курткой, неуютно, а в сложившихся обстоятельствах — еще и горько до удушья.

— И пошли попьем чаю с ромашкой.

— У меня нет.

— Зато у меня есть. — Скотт самодовольно улыбнулся и помахал у нее перед носом маленькой палевой пачкой.

Эмили растрогалась, да так сильно, что чуть не расплакалась вновь. Огромным усилием воли взяла себя в руки, глубоко вдохнула, загнала обратно в грудь порывистый всхлип.

— Я чувствую себя поплавком, — сказала она сдавленно, то ли себе самой, то ли Скотту.

— Хм? — Он вопросительно изогнул бровь. — Пакет-то поставь. Или тебя так меньше подбрасывает?

Она послушалась.

— Так что ты имела в виду?

— Что меня то утягивает под воду и я едва удерживаюсь, чтобы не впасть в черную тоску, то выталкивает на поверхность и я бурно радуюсь началу новой жизни.

— Ничего. Это нормально. Главное, чтобы через два дня или хотя бы через неделю ты оторвалась от удочки; и никакая подлая рыбина не могла бы затянуть тебя вниз. А пока — хорошо, что эти периоды «наверху» хотя бы есть. — Скотт ловко накрывал на стол. Кроме чая с ромашкой у него оказалась еще коробка шоколадных конфет и банка янтарного меда.

— Хочешь сделать меня наркоманкой сладкого? — спросила она.

— А разве тебя в детстве родители не утешали конфетами?

— Но я ведь уже не маленькая девочка…

— А я и не рассчитываю, что это тебя очень утешит. Просто хотел доставить тебе маленькую радость.

— И все-таки утешил.

— Ну и славненько!

— Скотт, я застала его, когда он выпроваживал какую-то шлюху, — простонала Эмили.

— Так, понятно, поплавочек потянуло вниз.

— Нет, я просто хочу поделиться своим… недоумением. Она старше меня лет на пять! И выглядит как шлюха. Причем дешевая.

— Находишь его поведение странным?

— Ну… где-то да. — Эмили саркастически усмехнулась и покачала головой.

— Понятненько. Ты знаешь, бывают люди, которых аж ломать начинает, если они долго не делают никаких гадостей.

— Думаешь, тот самый случай?

— Возможно. Но… не сочти за грубость или жестокость… Может, ты сама его чем-то спровоцировала?

— О чем ты?

— Ну… не хочу лезть в вашу спальню… бывшую вашу спальню… но бывает, что мужчинам не хватает недозволенного в постели и…

— Скотт! Ты мой друг или его адвокат?