И малец врезал.

Тоудвайн повертел окровавленную голову туда-сюда, отпустил, и она шмякнулась об пол. Поднявшись, он и сам пнул лежащего. В коридоре стояли двое зевак. Огонь уже охватил дверь, часть стены и потолок. Они двинулись по коридору. По лестнице через две ступеньки взбегал портье.

Тоудвайн, сукин ты сын, выдохнул он.

Тоудвайн стоял на четыре ступеньки выше, и его пинок пришёлся портье в горло. Тот осел на лестницу. Малец, спускаясь мимо, добавил ему по уху. Портье обмяк, и его тело заскользило вниз. Переступив через него, малец миновал вестибюль и через парадную дверь вышел на улицу.

Тоудвайн бежал по улице, потрясая кулаками над головой, как безумец, и хохоча. Он смахивал на большую ожившую куклу вуду из глины, да и малец выглядел не лучше. Позади них пламя охватило угол постоялого двора, и в тёплом техасском утре клубами поднимался чёрный дым.

Мула своего малец оставил на окраине, у мексиканской семьи, принимавшей на постой животных, и явился туда ошалелый, еле переводя дыхание. Ему открыла дверь та же старуха.

Мула хочу забрать, прохрипел он.

Пристально его оглядев, она что-то крикнула вглубь дома. Обойдя дом, он очутился на заднем дворе. Там у привязи стояли лошади, а возле изгороди на краю телеги сидели насторожённые индюки. Старуха подошла к задней двери. Nito, позвала она. Venga. Hay un caballero aquí[7]. Venga.

Он прошёл под навесом в шорную и вернулся со своим разбитым седлом и одеялом в скатке. Потом нашёл мула, вывел из стойла, взнуздал сыромятным недоуздком и подвёл к изгороди. Опершись на животное плечом, набросил седло и затянул подпругу, а мул вздрагивал, прядал и тёрся головой об изгородь. Малец повёл его через двор. Мул мотал и мотал головой, словно что-то попало ему в ухо.

Они вышли на дорогу. Когда он миновал дом, старуха вышла из дверей и направилась к нему. Увидев, что он ставит ногу в стремя, она ускорила шаг. Вскочив в разбитое седло, малец послал мула вперёд. Старуха остановилась у ворот, провожая его взглядом. Он не обернулся.

Когда он проезжал через городок, постоялый двор горел, вокруг стояли и смотрели люди, кое-кто с пустыми вёдрами. На пламя глядели и несколько верховых, в том числе судья. Когда малец ехал мимо, судья пристально взглянул на него. И лошадь повернул, словно хотел, чтобы она тоже посмотрела. Когда малец обернулся, на лице судьи появилась улыбка. Малец подстегнул мула, и они двинулись по западной дороге мимо старого каменного форта, унося ноги от этой скверной переделки.

Через прерию — Отшельник — Сердце негра — Ночная гроза — Снова на запад — Погонщики скота — Их доброта — Снова в дороге — Повозка с мертвецами — Сан-Антонио-де-Бехар — Мексиканский бар — Ещё одна драка — Заброшенная церковь — Мертвецы в ризнице — У брода — Купание в реке

Настали дни, когда приходилось и побираться, и воровать. Порой за целый день пути не встречалось ни души. Край сосновых лесов остался за спиной, а впереди, за бесконечными болотистыми низинами, клонится к закату вечернее солнце, темнота настигает, как удар молнии, и трава скрежещет под холодным ветром. Ночное небо так усыпано звёздами, что черноте не остаётся места, и они падают всю ночь напролёт, описывая горестные дуги, но меньше их почему-то не становится.

Он старается держаться подальше от главной дороги, опасаясь на кого-нибудь нарваться. Всю ночь воют мелкие степные волки, и рассвет застаёт его в травянистой лощине, где он укрылся от ветра. Стреноженный мул стоит над ним и смотрит на восток, ожидая рассвета.

Восходящее солнце отливает стальным блеском. Тень от его фигуры верхом на муле простирается перед ним на целые мили. На голове у него шляпа из листьев — они высохли на солнце и потрескались, теперь он смахивает на пугало, что забрело сюда из сада, где отпугивало птиц.

К вечеру среди невысоких холмов он замечает косую спираль дымка, и ещё до темноты стоит в дверях землянки старика-анахорета, который обосновался здесь среди дёрна, как мегатерий. Одинокий, полубезумный, веки покрасневшие, будто глаза заперты в клетку раскалённой проволоки. Тело при этом далеко не измождённое. Он молча наблюдал, как малец одеревенело слезает с мула. Лохмотья старика развевались на сильном ветру.

Дым твой увидел, сказал малец. Подумал, может, у тебя найдётся глоток воды.

Старик-отшельник почесал грязную шевелюру и опустил глаза. Повернувшись, зашёл в землянку, и малец последовал за ним.

Внутри было темно и пахло землёй. На земляном полу горел костерок; из обстановки — лишь кипа шкур в углу. Старик шаркал в полумраке, склонив голову, чтобы не задевать низкий потолок из сплетённых и замазанных глиной веток. Ткнул пальцем — на земле стояло ведро. Наклонившись, малец достал из ведра выдолбленную тыкву, зачерпнул и стал пить. Солоноватая вода отдавала серой. Он пил и пил.

У меня там мул, могу я его напоить, как считаешь?

Старик стал постукивать кулаком о ладонь и стрелять вокруг глазами.

С удовольствием принесу свежей воды. Только скажи, где набрать.

Из чего ты собрался его поить?

Малец бросил взгляд на ведро и огляделся в сумрачной землянке.

Я после мула пить не буду, заявил отшельник.

А старого ведра какого нет?

Нет, вскричал отшельник. Нет у меня ничего. Он прижимал руки к груди и стучал кулаком о кулак.

Малец выпрямился, глянул в сторону двери. Что-нибудь да найду. Где колодец?

Выше по холму, по тропинке иди.

Темно уже совсем, ни зги не видно.

Там тропа протоптанная. Ступай, куда ноги поведут. За мулом ступай. Я не могу.

Малец вышел навстречу ветру и огляделся, ища мула, но мула не было. Далеко на юге беззвучно сверкнула молния. Он зашагал по тропе, где по ногам хлестала трава, и нашёл мула у колодца.

Яма в песке, вокруг навалены камни. Сверху сухая шкура, тоже придавлена камнем. Ведро из сыромятной кожи, сыромятная ручка, скользкая кожаная верёвка. К ручке привязан камень, чтобы легче было зачерпывать. Малец опускал ведро, пока верёвка не ослабла, а из-за плеча за ним следил мул.

Он трижды набрал ведро и держал его перед мулом, чтобы тот не расплескал воду. Потом снова накрыл колодец и повёл мула назад по тропе к землянке.

Спасибо за воду, крикнул он.

В двери тёмной тенью показался отшельник.

Оставайся-ка ты у меня, предложил он.

Да ладно.

Лучше оставайся. Идёт гроза.

Думаешь?

Думаю. И не ошибаюсь.

Хорошо.

Принеси себе на чём спать. Еду себе принеси.

Малец отпустил подпругу, сбросил седло, стреножил мула и занёс в землянку скатку. Светло было только у костра, где примостился, поджав под себя ноги, старик.