– Вижу.

Джим снял пальто и повесил в шкаф в прихожей. Боб так и не научился, приходя домой, убирать верхнюю одежду в шкаф. «Да что с тобой такое?» – восклицала по этому поводу его жена, Пэм. «Что с тобой, ну вот что с тобой, ну что с тобой такое?!» А собственно, что с ним было такое? Он и сам не знал. Просто когда он входил в дом, убирать верхнюю одежду казалось ему совершенно бесполезным и, пожалуй, слишком тяжелым действием – если, конечно, никто не делал этого за него.

– Пойду я… Мне еще записку по делу составлять.

Боб работал в апелляционном отделе службы бесплатной юридической помощи, читал протоколы рассмотрения дел в суде. У него всегда на носу была очередная апелляция, для которой требовалось предоставить записку с аргументами об отмене или поддержке судебного решения.

– Ерунда! – запротестовала Хелен. – Мы сейчас вместе пойдем ужинать.

– Вылезай из моего кресла, тупица. – Джим помахал рукой, будто прогоняя кошку. – Давненько ты не заглядывал. Уж дня четыре, не меньше.

– Джим, прекрати. У Боба соседа арестовали. Увели из дома в наручниках.

– Надо же, проблемы в общаге?

– Джим, хватит!

– Мой брат всегда такой, не обращай внимания. – Боб пересел на диван, а Джим устроился в своей качалке.

– Ну, выкладывай, – велел он, скрестив руки на груди.

Джим был рослый и мускулистый; излюбленная поза делала его фигуру квадратной и грозной. Он выслушал Боба, не пошевелившись, а потом наклонился, чтобы расшнуровать ботинки.

– И что, он правда выбросил ее одежду из окна?

– Я ничего такого не видел.

– Ох уж эти семейные узы, – произнес Джим. – Не будь их, у юристов уголовного права стало бы вполовину меньше работы. Вообрази-ка, Хелен, ты прямо сейчас можешь позвонить в полицию, заявить, что я тебя избиваю, и все, ночевать я буду в участке.

– Я не стану заявлять на тебя в полицию, – заверила его Хелен как ни в чем не бывало. Она встала с дивана и поправила юбку на талии. – Если будешь переодеваться к ужину, давай скорее, я есть хочу.

– Джимми, меня просто всего перетряхнуло, когда его увозили. – Боб подался вперед. – Не знаю даже почему.

– Ну ты прямо как ребенок! – возмутился Джим. – Чего тебе от меня-то надо? – Он стащил с ноги ботинок и почесал ступню. – Хочешь, позвоню в участок, попрошу, чтобы за ним присмотрели. А то мало ли, как с твоим смазливым белым Снобом обойдутся в каталажке.

Боб воскликнул: «Если тебе не сложно, Джим!» – и тут в соседней комнате зазвенел телефон.

– Наверняка ваша сестра, – предположила Хелен. – Второй раз за сегодня.

– Скажи, что меня нет дома, Хелли. – Джим снял носок и запустил в угол. – Боб, а ты давно общался со Сьюзан?

– Несколько месяцев назад. Я тебе говорил, мы поругались из-за сомалийцев.

– Откуда в Мэне люди с Сомали? – через плечо спросила Хелен уже в дверях. – Кто вообще согласится приехать в Ширли-Фоллс не в кандалах под конвоем?

Боб всегда удивлялся, откуда в Хелен столько неприязни по отношению к их малой родине и почему она даже не пытается этого скрывать. Но Джим просто ответил:

– Они в кандалах. В кандалах бедности.

– Сьюзан жаловалась, что они наводнили город, – продолжал Боб. – Мол, табунами приезжают. Три года назад их было всего несколько семей, а теперь две тысячи человек, и все едут и едут. Оглянуться не успеешь, как вот он, еще один автобус, а в нем еще сорок душ на борту. Я ей сказал, что она разводит истерику на пустом месте, а она заявила, что женщин вечно обвиняют в истериках на пустом месте, а что касается сомалийцев, то я просто ничего не знаю.

Хелен вернулась в комнату.

– Джим, ей на самом деле очень надо с тобой поговорить. Она так расстроена, я не смогла соврать. Сказала, что ты пришел. Извини, милый.

– Ничего. – Джим погладил ее по плечу, направляясь к телефону.

Хелен спокойно подобрала его носки с паркета, и Боб задумался – может, если бы он сам убирал верхнюю одежду, как Джим, его жена меньше бесилась бы из-за разбросанных носков.

В соседней комнате повисло долгое молчание, потом Джим начал задавать вопросы, так тихо, что Боб и Хелен не разобрали ни слова. Снова долгая пауза и негромкий голос. Хелен рассеянно играла с маленькой сережкой.

– Хочешь еще выпить? – Она вздохнула. – Похоже, это надолго.

Однако им обоим было не до виски. Откинувшись на спинку дивана, Боб смотрел в окно на идущих с работы людей. Он жил в каких-то шести кварталах, на другой стороне Седьмой авеню, но там никто не отпускал шуточек про общагу. Здесь все были очень серьезные – банкиры, врачи, журналисты с кожаными портфелями. Боб подивился разнообразию проплывающих мимо него сумок черного цвета – даже в руках у женщин. Здесь на тротуаре не валялся мусор, а в маленьких садиках перед домами росли подстриженные кусты.

Джим повесил трубку, и Боб с Хелен обернулись на звук. Джим с наполовину развязанным галстуком остановился в дверях.

– Отпуск отменяется, – произнес он, заставив Хелен подскочить, и яростным жестом содрал галстук. – Нашего племянника вот-вот арестуют. – Лицо его побледнело, глаза сделались маленькими. Он опустился на диван и сжал голову руками. – Господи, это же будет во всех газетах. «Племяннику Джима Берджесса предъявлено обвинение».

– Он кого-то убил? – спросил Боб.

Джим поднял голову.

– Ты в своем уме?

Как раз, когда он раскрыл рот, чтобы это сказать, Хелен осторожно предположила:

– Проститутку?

Джим затряс головой, как будто ему вода попала в ухо. Глядя на Боба, он произнес:

– Нет, он никого не убил. – Потом перевел взгляд на Хелен. – И тот, кого он не убил, не был проституткой. – Джим поднял глаза к потолку, прикрыл их и сказал: – Наш племянник Зак Олсон швырнул мороженую свиную голову в раскрытую дверь мечети. Во время молитвы. В священный месяц Рамадан. Сьюзан говорит, что Зак не знал, что такое Рамадан, и я ей охотно верю, потому что она сама узнала о нем из газет. Свиная голова была уже подтаявшая и запачкала кровью ковер, а на покупку нового у мечети нет денег. По мусульманским законам ковер теперь положено очистить семь раз. Вот что устроил наш племянник.

Хелен посмотрела на Боба. На ее лице отразилась растерянность.

– А почему это должно попасть в газеты, Джим? – наконец спросила она тихо.

– Ты что, не понимаешь? – так же тихо отвечал Джим, повернувшись к ней. – Преступление на почве ненависти. Представь, что ты захватила синагогу на Брайтон-Бич и заставила там всех есть бекон с мороженым.

– Ясно. Я не знала. Не знала этого про мусульман.

– Его обвиняют в преступлении на почве ненависти? – спросил Боб.

– На парня хотят повесить все что можно. Уже ФБР привлекли. В генеральной прокуратуре штата собираются обвинить его в нарушении гражданских прав. Сьюзан говорит, это уже в новостях по государственным каналам, но она сейчас невменяемая, не знаю, так ли это на самом деле. Якобы какой-то репортер Си-эн-эн оказался в городе, услышал эту историю и решил пустить в новости по всей стране. Господи, как можно случайно оказаться в Ширли-Фоллс?!