– Стой! – Владимир перехватил его за руку. – Селян пропустили за полтора империала, почти не досматривали. Они не к телеге прицепились. К расе.

Аватар побледнел, на щеках заходили желваки.

– Пусть рискнут к нам прицепиться, песцы позорные…

– Тише, тише. Я сам все улажу. – Владимир крепче сжал его запястье. – Только молчи, парень. Только молчи.

Алесса погладила друга по спине, помня, что это успокаивает волка. Когда подошла их очередь, иномирянин выступил вперед, загородив остальных от лучей идентификатора. Магический «леденец» замерцал всеми цветами радуги, алебардист недоуменно постучал им о ладонь.

– Сломался. – Напарник почесал правое ухо, еще сильнее сбив шапку к левому.

– Почему ремень на ладонь отстает, чадо? – с самой доброжелательной улыбкой поинтересовался Владимир. – По уставу положено на два пальца.

– Истину глаголешь, отче, не по уставу, – глядя в землю, прошелестела Веррея.

Алебардисты втянули животы, сообразив, что мужчина попался с подвохом. Вроде одет в гражданское, а поди-ка ты – устав знает, да и выправка военная.

– Сколько вас?

– Я и девять учеников моих, свет во мраке ищущих. Решил им столицу показать, где юность моя славная да грешная прошла, в храм наш благой сводить, – иномирянин ласково приобнял демоницу за плечи, – с его архисвятейшеством новостями о мирском обменяться, да о храме новом потолковать.

«Ого-о! – читалось на лицах солдат. – Так он с Верховным лично знаком?!»

– Э-э-э… добро пожаловать! Дозвольте осмотреть мешки, господин…

– Любопытство есть порок, чадо! – Владимир строго покачал головой. – Вы под чьим командованием службу несете?

– К-ка-апитана Акентия Лихача. – Стражники боязливо переглянулись.

Владимир несказанно обрадовался, вновь заулыбался:

– Помню-помню сие чадо непутевое, что в прошлой моей, мирской, жизни в запасе котлы мыло. Значит, до капитана дослужился? Добро, добро… Что ж, проведаю завтра, грехи отпущу. Уж передайте как есть, дети мои.

– Так что передать-то?

– А передай, чадо, что Ладерик Доброслов зайдет. С паствой.

Алебарды раздвинулись как по волшебству, стражники почтительно стянули шапки и потупились, чтобы откровенно не пялиться на остроухую часть «паствы». Владимир чинно вплыл в город, походя осенив солдат святым треуглом.

– Зачем вы солгали? – укорил его Вилль, когда ворота остались за спиной. Дан и Триш давились от смеха, Ярини терла переносицу, губ из-под ладони было не видать. Ирэн тоже заинтересовалась, перестала теребить мешок.

– Иначе нас до вечера допрашивали бы, а то и вовсе не пропустили. А так сразу поверили.

– А в чем дело? – спросила Алесса.

– В том, что никому из неверрийцев не пришло бы в голову назваться Ладериком Добрословом!

– Вот-вот, неверрийцам! – ухмыльнулся иномирянин.

– А этот Ладерик что, какой-то святой? – Алесса подергала Вилля за рукав.

– Почти! Ладерик Быкобор – герой Алой Волны, и о нем каждая гарнизонная собака знает и чтит его подвиг! Во главе своего десятка и полусотни селян он защищал деревеньку Малые Горки, где укрылись раненые иноверцы, от двух сотен мятежников. И отбился без потерь! Вот что значит – проницательный и расчетливый командир! А потом он отмолил грехи, принял постриг и имя Ладерика Доброслова, и с тех пор ходит по Неверре в окружении верных послушников, давших обет целомудрия.

– И что конкретно тебя возмутило: сан или обет?

Тут захохотала и Ярини, а Лис перегнулся напополам.

Вилль дулся на подругу минуты две, потом, видимо, вспомнил, как сам отпускал подобные шуточки, чтобы не отставать от северингских сослуживцев. Он решил сменить тактику на устрашение:

– Леська, не вздумай во дворце подобное учудить. Раз сказанешь, так потом всю жизнь отмываться будем оба.

– Хорошо, – кивнула Алесса, зная, что Вилль готов средь бела дня на небо выть, если в споре при свидетелях последнее слово останется не за ним. Наедине хоть на голову лезь, сам плечо подставит.

– Да бросьте! Господа только друг перед другом выделываются, а при слугах знаешь, как кроют? И по матушке, и по бабкам до десятого колена, – хмыкнула Ярини.

– А ты откуда знаешь? – недоверчиво спросила Алесса, запоздало сообразив, что «тыкнула» без напоминаний.

– Поживешь в столице – узнаешь. А может быть, и во дворце…

– Прислугой?! Ни за что!

– Может, и госпожой! Может, мы все теперя господами заживем! – размечтался Метис. Если утонченная смуглянка Ярини с безупречной фигурой и сногсшибательным обаянием и пришлась бы во дворце к месту, то «плод любви» всех четырех рас вряд ли пустили бы дальше конюшни: шириной плеч парень пошел в мать-гномку, ростом – в бабку-орчанку, от прабабушки эльфийки тоже немного перепало, зато басок прирожденного лесоруба и манеры точно достались от предков-селян.

Алесса фыркнула:

– Тем более – нет! Я без дела сидеть не могу, а у господ небось одна забота – орешки щелкать. Да и те наверняка уже очищенными грызут! А как же артель наша? Шкатулки, ларцы? Кто людей лечить будет? Я хочу сад разбить лекарственный – аптеку открою!

– Так артель или аптека? – смеясь, поинтересовалась Ярини.

– Одно другому не мешает! Было бы желание, а возможности приложатся.

– Не нравится мне ветер, – мрачно перебил Вилль. – Этот расизм у ворот… Да и стражи много, хотя до Ярицы[3]еще два месяца, а нечисть тридцать первого листопада на боковую отправили. Странно.

– Точно, – встревожился и Дан.

Стражи в городе, казалось, пруд пруди. К друзьям не цеплялись, хотя поглядывали косо. Ощущение было таким, словно угодили они в мышеловку.

– Слишком много людей, слишком много эмоций, – мотнула красными локонами демоница. – Ничего не разобрать.

– Сейчас выясним. – Вилль потянул подругу за руку.

Под стеной скучали две торговки. С приближением потенциальных клиентов постные лица засияли и расплылись вширь. Порода эта знакома всем: если купить только у одной, то от другой получишь заряд «доброжелательности» в спину. А бабки попадаются глазливые. Поэтому Алесса попросила печеное яблочко с медом, а ее друг рискнул отравиться пирожком.