не предотвратил! И этот ни с чем несравнимый вкус — металлический, завораживающий и одновременно отталкивающий — он почувствовал также и у себя во рту: настоящем, а не виртуальном.

Ему вдруг стало страшно, но от усталости страх уже не казался таким сильным; Сергей шумно вдохнул, затем тяжело выдохнул и выдул при этом кровавый пузырь; пузырь тут же лопнул и забрызгал воротник светлой рубашки; перед тем, как отрубиться, уставший человек — не телепат, а обыкновенный человек — с сожалением и с почти детским испугом (будто сейчас его заругает мамка) подумал: «Вот досада: ещё и щёку прокусил!»

3

Прошло три часа. Весь этот ужас оставался уже в прошлом.

Сергей прикрыл глаза и пощупал языком прокусанную щёку. Да уж: прокусил неслабо, теперь будет долго заживать. Рядом сидел его начальник (Тёма, Артём Васильевич — старый друг ещё со времён армейки в Афгане) и весело болтал со старшим следователем (Ивашин дядь Лёша, Алексей Иванович — прекрасный специалист и душа любой компании) о рыбалке. Сергей их не слушал. А в который раз возвращался к тому моменту: когда он вышел из видения; когда при выходе из видения он потерял сознание; и когда он пришёл в себя и увидел, что рядом стоит Тёма и держит в руке ватку с нашатырным спиртом. И что первое выпалил тогда Сергей?

«У меня кое-что есть!»

Он тут же схватил ручку и набросал обрывки слов: «бас» и «ori», а потом швырнул свой главный козырь: «Алла».

— У нас есть одно имя!

Оставив друзей разгадывать эти ребусы, он засел с художником Метелковым, и за двенадцать с половиной минут они вместе составили фоторобот сына старика, который, вероятней всего, ещё будет жив, лёжа на полу рядом с метрономом-отцом.

А когда они с Метелковым вернулись к друзьям, Артём Васильевич — он же Тёма, сразу предоставил ему свои предположения. В общем, всё сводилось к главному ориентиру: ночному клубу «BaSs Original» — это на другом конце города, но ехать туда не более сорока минут. Оставалось ещё найти связь с какой-то Аллой, но «ребята над этим работают».

«BaSs Original»? Что же. Очень даже может быть. Но тогда почему первое слово на английском, если он видел русские буквы? На удивление, Сергей сразу нашёл тому оправдание: а причина всё в том же несовершенстве собственного дара, и ничего более!

И тут Сергей ощутил, — ощутил до трепета и так ясно, ощутил самым простым человеческим предчувствием, лишённом всяческой экстрасенсорики, — что ребус почти решён. Этому предчувствию сопротивляться не казалось возможным. Оно обжигало своей свежевыпеченностью, но казалось точным, как самый совершенный хронограф. «BaSs Original»! Да! Да! Именно там и нужно искать! Он так и сказал всем ребятам. «Я чувствую, — он сказал, — именно там мы и отыщем что-то важное, очень-очень важное! Вероятнее всего, рядом с этим ночным клубом и находится та квартира, где должно совершиться убийство».

— Ребята, ориентируемся на бежево-красные занавески, — сказал экстрасенс с кровавым пятном на воротнике рубашки. — Но нужно торопиться, пока не стемнело! Времени у нас в обрез.

И с ним все согласились. Собравшись за несколько минут, вся команда во главе с Артёмом Васильевичем отправилась к обозначенному клубу. По дороге консультант-наставник Ольга Коржикова, вызвавшаяся помочь в поиске квартиры, организовала «подкрепляшку» — холодные бутерброды с ветчиной, пирожки с капустой и тёплый чай из термоса пришлись как нельзя кстати. Сергей тоже ел и пил, но вкуса и запаха не чувствовал. От нетерпения его била мелкая дрожь.

Клуб находился в одном из спальных районов на окраине города с множеством хрущёвок. Как отыскать эту квартиру, имея на руках лишь два фоторобота, неизвестную женщину по имени Алла и бежево-красные занавески, никто не понимал. Но все действовали по какому-то наитию, руководствуясь то русским «авось», то отсутствием любых других зацепок, а то и непонятным оптимизмом, которым переполнялся сам экстрасенс и заражал им всех остальных.

И вот они приехали к этому клубу.

Остановившись возле ларька с мороженым, они открыли карту и стали делить территорию.

Сергей вышел из служебного микроавтобуса.

Вооружившись биноклем, он начал просматривать ближайшую пятиэтажку, не пропуская ни одного окна. На многих окнах стояли жалюзи, кое-где в стёклах отражалось закатное солнце, и приходилось всматриваться.

Вышел из машины и Артём Васильевич, а следом за ним — и остальные одиннадцать человек его команды. «Счастливая дюжина» — так они себя называли.

— У нас с тобой сектор «Б», потом «В», — Артём Васильевич показал Сергею на карте условные сектора. — Всё, как договаривались: ищем занавески, показываем фотороботы.

Он отогнул зажим, чтобы отдать несколько копий другу, как вдруг резкий порыв ветра выхватил всю пачку и разбросал её по сторонам. Все кинулись собирать листки.

Один из рисунков подняла продавщица мороженого — дородная деваха с большими глазищами и огромными буферами, как сказал о ней потом Ивашин.

— А что: похож! — сказала весело она, рассматривая лицо на бумаге.

К ней тут же подскочила вся счастливая дюжина. Каждый из них спрашивал что-то своё, но суть вопросов сводилась к одному: «Вы его знаете? Это кто?».

«Шутить изволите, господа? — сказала она, продолжая смеяться. — Так это же сам Бромберг!» — «Что такое?! Какой такой Бромберг?! Кто таков?» — спросил её Артём Васильевич. «Да что вы, в самом деле! — удивилась деваха. (Кстати, её зовут Лиза — это, если нужно для протокола.) — Вы что, и правда Бромберга не знаете?! Это наша местная достопримечательность, если хотите!»

И тут эта Лиза, уже не просто смеясь, а заливаясь неконтролируемым смехом (Сергею даже показалось, что она была изрядно подшофе), махнула в сторону драматического театра.

Никто сначала ничего не понял, все подумали, что над ними просто потешается одна заскучавшая девица. Валерка Синицын, кинолог и самый молодой сотрудник, тот даже сказал ей: «Вы, дорогая, шутить изволите?!» И придвинулся к ней с Мухтаром. Но затем, когда эта Лиза замолчала и, пожав плечами, обиженно надула губки, Сергей первым и увидел этого Бромберга.

«Боже! — подумал тогда он. — Какой стыд-то!» — На больший поток мыслей, не говоря уже о словах, он просто не оказался тогда способен.

На центральной афише драматического театра и находился их старик. Сергей вздрогнул, как сам Бромберг в его же видении. Актёр! Старик этот — самый обыкновенный актёр! И то, что Сергей видел в своём видении, все эти убийства, эмоции и огромное напряжение — не более, чем поставленный на большой сцене спектакль!

— Господи, — сказал наконец-то Сергей. — Что же я наделал?! Заварил такую кашу…

Его