расширяет грехами людей,

Спор с Камирой всегда расжигая сильней.

Но теперь Лайонель пред богами предстал,

Гердеон замолчал, как его увидал,

И руки сложил бог на угольном троне,

Камира шепнула на ухо Дестону:

«У этой души ни греха позади,

Святым назову, ты — как хочешь суди».

На весы положила дела не лихие,

Гердеона глаза загорелись тут злые:

«Нет пороков у этой умершей души,

Но к святым ты его причислять не спеши…

Он бездельник, сто лет просидел у пруда,

Не оставил живым от себя и следа…

А вся жизнь его — просто бессмысленный сон…»

«Нет придраться к чему, дорогой Гердеон?»

— Вдруг спросила Камира и кинула взор

Гердеону, познал он впервые позор, -

«Он работал всю жизнь, а лентяем не был

И покорно богам кровью-потом служил».

А в ответ — тишина, вдруг утих Бог Теней,

Повернулся к богине, сказал злобно ей:

«Почему мне все время мешаешь упорно?»

«Средь теней Лайонеля не будет бесспорно! -

Вспылила Камира, махнула рукой, -

По тропе чистой правды пойдет он со мной.

Во Дворце Верховенства всю жизнь проведет,

И место слуги Царя Мертвых займет.

К Аиду-владыке, всесильному богу,

Леолас, лев крылатый, покажет дорогу».

Дестон сидел молча и слушал их спор,

На весы посмотрел, и сказал приговор:

«Лайонель словно ранняя капля росы,

Мне об этом сказали святые весы…

Заслужил быть святым, его совесть чиста,

А дуэль ваших слов — бесполезна, пуста,

Просто это признай: ты не прав, Гердеон,

Человек этот добр, справедлив и умен.

Среди смертных гуляет лишь добрая слава,

Во дворце жить имеет почетное право».

Молчаливо явился в палате, без слов,

Лев крылатый, прислужник великих богов.

Поклонился богам древний дух Леолас:

«Знаю я, что святая душа среди нас,

Близкий дух к божеству в ней столетье живет…»

Лайонель сделал шаг осторожно вперед.

К большому крылатому льву сел на спину,

Во дворец полетел Леолас к господину.

Над Царством Умерших парил дух с душой,

Смотрел на людей с неба старец седой.

А снизу умершие ходят спокойно,

Кто в мире людей час свой прожил достойно.

И каждый умерший на Лимбе так жил,

Как этого сам на Земле заслужил.

Кто в доме своем тихо скромно сидит,

Кто с шумом по улице в спешке бежит,

Кто молится Богу за мир и порядок,

А кто-то желает богатство-достаток,

Кто занят все время лишь делом любимым,

Кто делает миг каждый неповторимым,

Кто смотрит на небо, о жизни мечтая,

А кто-то из дома всегда убегает,

Кто только и ищет по жизни везенье,

Кому вновь и вновь лишь нужно вдохновенье,

Здесь кто-то смириться со смертью старался,

А кто-то сбежать с Мира Мертвых пытался.

Старик на спине Леоласа летел,

На мертвые души все время смотрел.

Они словно люди: смеются, поют,

Но на Лимбе нет войн — там мирно живут.

Парил в небесах Леолас без конца

И вот, наконец, долетел до дворца.

Дух-лев улетел, в облаках растворился,

К Лайонелю прислужник Аида явился.

В белом весь одеяньи, а цепи златые,

Ему руки обвили, как будто живые,

С гордых шрамов на теле когда-то пролита,

Кровь живая и демоном Флиром испита.

Древний демон, восставший из праха богов,

С книги магии черной и темных слогов,

Был навек из страниц, словно стих, оживлен,

Разрушительной силой творцом наделен.

Сотни лет он по миру бродил, убивал,

До тех пор, пока воин Калиф не восстал.

Взял орудие-меч и в атаку помчался,

Флир убил всех вокруг только воин остался.

День за днем, с ночи в ночь беспощадно дрались,

Словно ужасы воина в жизни сбылись.

Он врага беспощадно орудьем разил,

Флир чтоб жизнь сохранить кровь Калифа испил.

Дух чудовища в тело Калифа вселился,

Флир исчез, словно дух в небесах испарился.

Только след по себе он оставил врагу:

Безвольного сделал с героя слугу.

Тот демон убитый рассеялся в прах,

А воин Калиф не стоял на ногах,

Упал на колени он, еле дыша,

И в Лимб провалилась героя душа.

Калиф одержимый вновь силы вернул,

К темной магии мира сего он прильнул.

И грешников души начал пожирать,

Прислужников божьих вокруг убивать.

Хотели убить его Боги Суда,

Запретила Камира: «Н ельзя! Никогда!

Пусть телом крушит все вокруг, убивает,

Но добрый внутри человек обитает».

И спор не решить, ведь кто прав — неизвестно,

Тут явился Коэлус верховный небесный,

И призвал кузнеца, имя Кирес ему,

Для души непокорной создал он тюрьму.

Заковал одержимого в цепи златые,

И вернули рассудок Калифу святые.

Стал служить при дворце у Аида царя,

За спасенье души своей благодаря.

Взор глубокий пронзил Лайонеля мгновенно,

Калиф поклонился святому смиренно.

Словно тьмою покрыта его голова,

С уст холодных слетели, как птицы, слова:

«Путь лежит ваш к Аиду, верховному богу,

По дворцу проведу, покажу вам дорогу,

Чтоб новый святой королю покорился»

«Спасибо за помощь» — старик поклонился.

И молча прошли в коридорах просторных,

На пути лишь встречая святых и придворных.

В лабиринтах дворца еле двери нашли,

Наконец-то к покоям Аида пришли.

Постучался несмело, вошел Лайонель,

Ко владыке, что бог и король королей.

На троне сидел и в хандру погрузился,

Но увидел он гостя и вмиг оживился.

Лайонель в окружении белых колон

Поздоровался вежливо, сделал поклон.

Ответил Аид и на ноги поднялся,

Подошел к человеку, со смертным сровнялся.

Встретил взглядом умершего, жизнь прочитал,

С предпокоев Калифа в палату призвал:

«Я взываю к Тебе, мой прислужник покорный!»

В этот миг средь палаты явился придворный.

Пред святым мудрецом и Аидом предстал,

Лайонеля в покои святые забрал.

Оказался средь злата и пышных палат,

Где на креслах удобных святые сидят.

Все из них тут явились своею дорогой,

Не нуждаясь ни в чем после жизни убогой.

Наслаждаются временем мук окончаний,

Без работ и забот, вообще без заданий.

Лайонель сел средь них, и в роскошах тонул,

Словно время забыл и надолго уснул.

Те, кто были при жизни святыми, прогнили,

О деле благом навсегда позабыли.

Много лет пролетело пером в небесах,

Искра правды и чести исчезла в глазах.

Тот кто жил, как святой, окунулся во мрак,

А вернуться к началу не выйдет никак.

И спросил тут святой: «что случилось со мной?

Наделен ли я жизнью