в Турцию, не забирается на Эйфелеву башню. Для этого нужны специальные мышечные клетки — огромное количество мышечных клеток, стоящих тесными рядами, как созревшие колосья пшеницы. Самые низшие существа копошатся в верхнем слое почвы. Высшие создания живут снаружи: одни бегают и прыгают по поверхности, другие летают по небу, третьи плавают по воде и ныряют. У всех свои обязанности.

Давайте посмотрим, как устроен орган зрения. У амебы есть четкий визуальный стимул: она движется на свет, и больше ей ничего не надо. Распределение обязанностей дает возможность человеку находиться с верхней стороны микроскопа, рассматривая все тонкости устройства бесчувственной амебы, а ей — с нижней. Амеба имеет всего одну клетку. Внутри моего глаза, уставившегося на амебу, 107 000 000 клеток. Семь миллионов из них — это колбочки, каждая из которых, при попадании на нее всего нескольких фотонов, способна передавать сигнал в мозг.

Колбочки позволяют воспринимать цвета во всем их многообразии; благодаря им я могу различать тысячи оттенков цвета. Сотни миллионов других клеток — палочки, которые позволяют видеть при слабом освещении. Когда работают только палочки, я не могу различать цвета (как в лунную ночь, когда все предметы кажутся серого оттенка), но могу воспринимать большой диапазон света. Благодаря им я очень хорошо ориентируюсь в темноте.

Между амебой и моими глазами существует колоссальная пропасть распределения обязанностей. Есть такое животное — морской рачок. У него всего один принимающий зрительный рецептор — клеточка–колбочка, прикрепленная к мышечным волокнам. Она сканирует изображение подобно движущейся телекамере. И хотя рачок может принимать только одно световое изображение в единицу времени, его мозг способен объединять все полученные образы — получается достоверное изображение окружающей обстановки.

Мозг человека получает миллионы одновременных отчетов от глазных клеток. Если присутствует та длина волны, на которую они рассчитаны, то каждая палочка или колбочка посылает электрический сигнал в мозг. А мозг уже принимает полный комплект всех положительных и отрицательных сигналов от палочек и колбочек. Затем он сортирует сигналы и располагает таким образом, что я получаю изображение амебы, лежащей на стеклышке под моим микроскопом. По сравнению со свободой и независимостью одноклеточной амебы однообразное зависимое существование моих палочек и колбочек — настоящая скука. Но кто из нас, не задумываясь, поменяется органами зрения с амебой?

При распределении обязанностей отдельная клетка должна обладать лишь одной–двумя способностями, но обладать ими в совершенстве. Глазные палочки и колбочки неподвижны, а амеба способна осуществлять различные движения. Но человеческая клетка может добиться, хотя и с некоторыми ограничениями, гораздо «большего». Ее достижения более существенны. Всего одна палочка может передать такую волну света, которая даст мне полное представление о радуге, об огромной рыбине, вдруг показавшейся из воды, о едва уловимом изменении выражения лица моего близкого друга. Она может даже спасти меня от опасности, послав немедленное сообщение в мой мозг: одна из опор моста рухнула прямо перед колесами моей машины.

В обмен на самопожертвование отдельная клеточка может наслаждаться тем, что я называю «исступленным восторгом принадлежности к обществу». Ни один ученый пока еще не смог определить, как чувство безопасности или удовольствия передается клеткам тела. Но каждая клеточка наверняка участвует в наших эмоциональных реакциях. Гормоны и энзимы буквально купаются в наших эмоциях. Они получают второе дыхание, каждый их «мускул» трепещет. Если вы станете искать в человеческом теле нерв удовольствия, вы разочаруетесь — его не существует. Есть нервы, чувствующие боль и холод, жару и прикосновение; а вот нерва, дающего ощущение удовольствия, не бывает. Удовольствие возникает как общий результат взаимодействия множества клеток.

А что такое сексуальное удовольствие? Даже и это не настолько конкретно и привязано к определенному месту, насколько вам может показаться. Эрогенные зоны не снабжены специальными нервами удовольствия. Сконцентрированные в них клетки чувствуют прикосновение и боль так же, как остальные. Помимо стимуляции прикосновениями кожи к коже секс состоит из удовлетворения потребности и из чувственного удовольствия, а также из связанных с ним воспоминаний и, может быть, из слуховых стимуляторов в виде негромкой музыки. Мы также привносим в секс свое сложное чувство любви и влечения, которое испытываем друг к другу в этот момент. На более глубоком, клеточном уровне содержится побуждение передавать жизнь от поколения к поколению, обеспечивать выживание — это то, что запрограммировано в каждой клеточке. Все эти факторы вместе и обеспечивают сексуальное удовольствие.

Я лично испытываю огромное наслаждение от другого получаемого человеком удовольствия: от музыки, исполняемой симфоническим оркестром. Когда я слушаю музыку, основной источник того, что называется удовольствием, расположен внутри моего уха. Именно ухо может воспринимать очень слабые звуковые волны, едва ощутимо воздействующие на барабанные перепонки. Длина этих волн составляет одну миллиардную часть сантиметра (это равно одной десятой диаметра атома водорода). Такая вибрация передается в мое внутреннее ухо тремя косточками, известными под названиями молоточек, наковальня и стремечко. Когда на пианино берется нота СИ, частота звука, получаемого при ударе по клавише такова, что молоточек моего внутреннего уха ударяет по наковальне 256 раз в секунду. А потом отдельные реснички, подобные палочкам и колбочкам глаза, передают специфические звуковые образы в мой мозг. Мозг объединяет эти образы с другими факторами: насколько сильно я люблю классическую музыку, насколько хорошо я знаком с исполняемым произведением, каково состояние моего пищеварения, кто из моих друзей сейчас со мной, — в зависимости от этого и предлагается комбинация импульсов, т.е. тип моего удовольствия.

В природе существуют такие организмы, которые живут совместно с другими, но не могут полностью насладиться их обществом. Например, амебы объединяются вместе для воспроизведения себе подобных. И это «сообщество амеб» в количестве от десяти до пятисот штук образует на короткое время слитный конгломерат, называемый слизистым формированием. Они группируются точно так же, как их предки группировались много лет назад. Образуется невидимая человеческому глазу скользкая, неуклюжая, медленно передвигающаяся, кишащая живыми существами масса. Эта масса еле движется вперед, оставляя позади себя хвост из слизи, что объясняет ее название. Передние клетки сцепляются друг с другом до тех пор, пока не образуют что–то похожее на башню. Постепенно на вершине башни формируется специальная спора, которая и наполняется новорожденными амебами. Изменяется форма всего слизистого формирования — оно становится очень похожим на гриб поганку. И вот наступает момент, когда спора лопается, и новые амебы выбрасываются в окружающее пространство. Этот процесс занимает восемь часов. Он демонстрирует простейшую форму сосуществования между клетками. Но данному амебному формированию недостает главного. Оно не представляет собой цельный организм, имеющий одни и те же гены, объединенный родственными связями. Клетки амебного формирования