для того, чтобы подарить мне феноменальное явление, называемое жизнью. Каждую секунду гладкие мышечные клетки модулируют просвет моих кровеносных сосудов, плавно проталкивают содержимое кишечника, открывают и закрывают протоки почек. Когда все в порядке — мое сердце бьется ровно, мой мозг наполняется знаниями, моя лимфа омывает уставшие клетки, — я редко задумываюсь об этих существах.

Клетки моего тела натолкнули меня на размышления о более крупных организмах: семьях, группах, сообществах, городах, странах, нациях и особенно об одном специфическом сообществе людей, схожем с телом, о котором упоминается в Новом Завете. Я имею в виду Тело Христово — сообщество людей, разбросанных по всему миру, у которых мало общего, кроме самого главного: принадлежности к группе последователей Иисуса Христа.

Мое тело пользуется услугами старающихся угодить мне разнообразнейших клеток, ни одна из которых не похожа на мое большое тело. Точно так же Тело Христово состоит из совершенно не похожих друг на друга человеческих существ. «Совершенно не похожих» — очень точное выражение: мы действительно абсолютно разные и очень сильно отличаемся от Того, за Кем следуем. Откуда же появились эти комические человеческие формы, едва отражающие идеалы Его Тела?

Писатель Фредерих Бухнер очень живо описал людей, которых Бог в библейские времена избрал для осуществления своих планов.

«Кто мог подумать, что Бог изберет не Исава — честного и надежного, а Иакова — обманщика и плута? Что Он укажет перстом Своим на Ноя — любителя приложиться к бутылке? Или на Моисея, который отсиживался в Мадиамской пустыне, после того как раскроил череп какому–то египтянину; который заявил, что, будь задание менее почетным, он отправил бы Аарона одного «на дело» — пусть, мол, выкручивается? А пророки? Целый выводок чудаков, многие из которых были не менее безумны, чем шляпник из кэрролловской Алисы!

Что и говорить: комичен и непредсказуем сам процесс выбора. Из всех народов Бог избрал Себе святой народ — евреев. Кто–то сказал: евреи — такие же, как все, только в большей степени: набожнее всех, когда речь заходит о вере; распутнее всех, когда отпадают от Бога. А комедия с Божьим заветом? Бог сказал: «Приму вас Себе в народ и буду вам Богом» (Исх. 6:7). Эхо этих слов еще раздавалось в ушах Его народа, а они уже плясали вокруг золотого тельца и готовы были ублажать первого встречного божка — хоть плодородия, хоть чадородия»[6].

Итак, исключение, кажется, становилось правилом. Бог сотворил первых людей: они совершили тот единственный поступок, который Он им запретил. Бог избрал человека, который должен был стать отцом «Божьего народа»: тот поспешил подложить свою жену в кровать ничего не подозревающего фараона. И жена его хороша: уже в преклонном возрасте (в девяносто один год) она получила обетование от Бога, что родит сына, и тут же расхохоталась в лицо Богу. Блудницу Раав превозносят за ее великую веру. Соломон — мудрейший из людей — ударился во все тяжкие и нарушил все правила–притчи, которые сам же сочинил.

Даже после пришествия Иисуса на землю комедия продолжалась. После вознесения Христа двое Его учеников — Петр и Иоанн — больше всех потрудились для распространения Благой вести. А ведь именно их больше всего укорял Иисус за мелочность, тщеславие и глупость! А апостол Павел? Он написал большую часть новозаветных посланий. Но Бог избрал его, когда он проходил по дорогам Палестины, разыскивая христиан, чтобы предать их на мучения. Нужно обладать решительностью и выдержкой Иисуса, чтобы доверить проповедь идеалов любви, единства и братства таким людям! Неудивительно, что циники смотрят на церковь и вздыхают: «Если этот сброд — представители Бога, то я против такого Бога». А вот как ту же мысль выразил Ницше: «Чтобы я уверовал в Спасителя, Его ученикам следует больше походить на спасенных людей!»

Тем не менее в разговоре о Теле Христовом за точку отсчета нам придется принять это невероятное предположение. Церковь — собрание людей, так же отличающихся друг от друга, как различаются между собой клетки человеческого организма.

Сейчас я перебираю в памяти все церкви, которые видел за свою жизнь, и стараюсь ответить на вопрос: есть ли другое такое место на земле, которое притягивает к себе столь различных людей? Молодые бунтари в тертых джинсах сидят в церкви рядом с банкирами, одетыми в костюмы–тройки. Заскучавшие подростки насвистывают себе что–то под нос на богослужении, в то время как их деды спешно меняют батарейки в слуховом аппарате, чтобы лучше слышать. Некоторые прихожане методично стекаются в церковь по воскресеньям — неумолимо, как рыба, плывущая к месту нереста. После богослужения они со скоростью ракеты разлетаются по домам. Другие же жить не могут без братьев–христиан — даже селятся вместе, словно колонии амеб.

Что могут эти люди? Не безумие ли — сама Христова затея? Кажется, что дело обречено на провал. Помните, Иисус молил Отца, чтобы «они были едино, как и Мы» (Ин. 17:11). Но как может организм, состоящий из столь разнородных элементов, хоть по виду добиться единства?

Меня раздирают сомнения, но тихий и уверенный голос внутри меня говорит: «Не ты Меня избрал. Я тебя избрал». И насмешки над Телом Христовым застревают у меня в горле. Если что и можно сказать о собранных Христом людях, так это то, что Он Сам их призвал. Само слово церковь (по–гречески «экклесия») означает «призванные». Так что эта компания клоунов — именно те люди, которые нужны Богу.

Я работал хирургом в миссионерском лепрозории в Индии. Теперь я член небольшой церквушки при Карвилльской больнице для прокаженных. За это время я насмотрелся на очень многих «нестандартных» искателей Бога. Хочу признаться: за последние тридцать лет мне приходилось поклоняться Богу рядом с людьми, которые не разделяли моих музыкальных, литературных вкусов, моего образа мысли. Но годы смирили меня и твердо убедили в том, что я вижу Бога в лицах молящихся рядом со мной людей — таких не похожих друг на друга, таких не похожих на меня.

Клайв Льюис признавался, что когда он только начал ходить в церковь, то очень не любил церковные гимны. Он называл их пятиразрядными стихами, положенными на шестиразрядную музыку. Но далее он пишет: «Потом я увидел: какой–нибудь престарелый святой в калошах, сидящий на соседней скамье, самоотреченно поет эти гимны (эти шестиразрядные мелодии), и они приносят его душе неоценимую пользу. И вдруг я понял, что недостоин мыть ему калоши! Так Бог выводит человека из его внутреннего затворничества»[7].

Цвет на полотне художника может быть красив сам по себе. Но