с ней, пока не поправится. А потом заболеет хомяк любимой бабушки…Ну уж нет. С меня хватит!" со злостью думала Арина.

— Тогда вали на неделю или две обратно домой.

— Но Арина, ты должна меня понять, у меня дети, которых я не могу оставить..

Арина обернулась к Артему и пристально посмотрела на него. Почему только сейчас, через столько лет, розовые очки исчезли? Она увидела перед собой не своего Артёма, с которым познакомилась тогда в клубе и на которого не могла надышаться. Сейчас перед ней стоял трус с комплексами, который самоутверждался за счёт двух глупых женщин.

Она встала, подошла к нему и с улыбкой сказала:

— Так и не бросай. Что ты тут забыл, если у тебя жена и дети? Ключи отдай.

В глазах Артёма были страх, непонимание и какое-то унизительно-слезливое чувство, которому Арина не могла подобрать название.

— Ключ отдай и иди к семье, — твёрдым голосом повторила она. — Здесь тебе больше не рады.

Артём заколебался, но, положив ключ в раскрытую ладонь Арины, проговорил:

— Я знаю, что ты мне позвонишь. Я нужен тебе, чтобы оплачивать вот это, — он обвёл взглядом квартиру, — всё.

— Да-да. " Блаженны верующие". Ты, если не заметил, я сама в состоянии оплачивать все это и не только. Давай на выход.

Арина сама не ожидала, что сможет так прямо и резко поставить точку. Она думала, что будет плакать, что на душе будет камень, а тут оказалось, что как раз камень-то и пропал. Стало сразу как-то легче дышать.

Артём распахнул дверь и вышел из квартиры, но тут же остановился. За дверью, протягивая руку к звонку, стоял парень. На вид лет 27, среднего роста, обычного телосложения, в джинсовой куртке на белой футболке. Единственное, что выделялось на приятном лице- старый шрам на правой щеке.

— Добрый вечер, — проговорил он. — Арина, я не вовремя?

Она смотрела на парня и не понимала, откуда знает ее имя.

" Вроде голос знакомый".

— Так ты уже и хахаля себе завела? Вот оно в чём дело! Не пиши мне больше и не звони, — крикнул Артём, сбегая вниз по лестнице.

Арина стояла, прислонившись к дверному косяку и смотрела на парнишку.

— Слушай, я явно не вовремя. Ты прости, — проговорил тот, краснея, и собираясь уйти.

— Погоди. Ты вообще кто?

Парень смутился.

— Я Леша. Вчера помог тебе водку до дома….кхм. донести…

Арина улыбнулась.

— Знаешь, Леша, а проходи. Раз мы провели ночь вместе, наверное можно уже и познакомиться.

Радость материнства

Я сижу в ванной и ору в подушку, которую прихватила из спальни, убегая и спасаясь от дикого крика, который не прекращается уже несколько недель.

Я убежала от своего ребёнка.

Сидя на холодном кафельном полу, чувствую, как разгорячённое тело понемногу начинает остывать. Но это только тело. А разум всё так же пылает и отказывается принимать действительность.

Орать уже не хочется, да и не помогает это. Крик через пухлое препятствие, воняющее перьями и пылью, не может перекрыть надрывный плач, прорывающийся в мозг сквозь темноту моего убежища.

Я слышу только крики. Только крики, крики, бесконечные крики.

Помню тот момент, когда невыносимая боль потуг сменилась облегчением и мне шмякнули на грудь грязный, сморщенный, синий комочек. Что я чувствовала? Счастье от того, что всё закончилось, счастье, что мы с малышом живы. А потом посмотрела на ребёнка и неимоверной гормональной волной меня накрыла необъятная, безграничная любовь.

Я целовала его маленькие пальчики, гладила крошечный носик. А как он пах…Этот запах. Когда утыкаюсь носом в его макушку, то чувствую тоже, что и тогда. Что отдам душу, тело, всё, ради него.

Потом меня увезли в одну палату, его в другую. Мы виделись, когда приносили кормить, когда я прогуливалась по отделению, где весь замотанный в пеленку лежал мой сынок. И это было самое счастливое время.

Да, было тяжело по началу. Грудь превратилась в одну сплошную мозоль, но я была всё равно счастлива.

Потом выписка. Шарики, цветы, квартира, украшенная праздничными плакатами и эйфория первых дней материнства сменилась адом.

Я слышу этот крик постоянно. Не могу сходить в туалет нормально, в душ. Я слышу только, как он орет и мне раздирает это душу.

Муж придумал, что ему надо работать много, и лучше 24 часа.

— Я же ради вас стараюсь, чтобы у вас всё было.

А если мне не нужно это " всё"? Если мне нужно, что бы мой любимый человек был рядом? Что бы он мог посидеть пару часов с ребёнком, а я одела бы чистую одежду, накрасила глаза и пошла в люди. В обычный продуктовый магазин внизу нашего дома. Что бы спокойно прошлась между стеллажами с хлебобулочными изделиями, консервами и овощами. Что бы ощутила себя частью живого мира, а не предметом мебели или едой.

— Почему ты не прибрала в квартире? И где глаженная рубашка? — спрашивает меня Паша в те редкие минуты, когда все же появляется дома.

Что? Рубашка? А ручки у тебя на что? Я не могу помыться, а ты про рубашку! И никто не спросит, как я себя чувствую. Почему-то всем стало плевать на меня. На меня! На отдельного человека, на личность! Все спрашивают, а как малыш? Сколько поел, сколько срыгнул, покакал, пописал. Почему никто не спросит, как у меня дела? Что чувствую я и нужна ли мне помощь? Я перестала быть собой. И превратилась из красивой, ухоженной женщины в растрёпанную нервную бабку.

— Одевайся теплее. Ешь витамины и правильно питайся.

Нет, это говорит мне мама не потому, что волнуется за меня, а потому, что внук не должен страдать от нехватки витаминов. А если не хватает молока, потому что он вырос, то значит плохо ем, нервничаю или плохая мать, так как не хочу чаще прикладывать к груди.

Я прикладываю. 24 часа в сутки. Если он не есть, то орёт. Если не орёт,