– Эрхард сказал, вы вдова.

– Да, – ответила она голосом, предостерегающим: «ни шагу дальше».

– Помех браку нет, – бросился в бой Эрхард.

– Кроме той, что я не слишком хочу жениться, – сказал Ник. Или думает, что не хочет.

– Как и я, – жизнерадостно ответила Роз. – Разве не удачное совпадение? Нам ведь не обязательно оставаться женатыми, верно, Эрхард?

– Конечно нет, – сказал Эрхард. – Я не требую от вас «любви и верности до гроба». Идея в том, что вы вступаете в брак немедленно. Я подготовлю необходимые документы, и мы представим вас в стране как альтернативный вариант. С советом договариваюсь я. Ник, вы остаетесь в Альп-де-Монтезье на несколько недель, пока страсти не улягутся. Может быть, на месяц. Потом под предлогом того, что не можете бросить свою профессию, возвращаетесь в Лондон. Роз останется в Аль-де-Монтезье, пока мы не сформируем приличное правительство. После этого вы можете спокойно развестись.

– Вам нужна Роз, чтобы держать ситуацию под контролем?

– Вы юрист-международник. Уверен, вы и сами понимаете, что нам следует сделать.

Ник понимал. Обдумывал это всю неделю. Свой шанс повлиять на положение в стране.

Ни одну страну в мире он не мог назвать своей. Его мать, беременная им, прибилась наконец к Австралии. Уже тогда она страдала от наркотической зависимости. Его детство до восьми лет стало сплошной борьбой за выживание – и тогда, когда он жил с непредсказуемой материю, и когда его отдавали в приемные семьи.

Потом была Руби. Она подобрала его на одной из улиц Сиднея, и с тех пор он вошел в ее семью приемных сыновей. Руби дала ему защищенность, но корней своих он так и не обрел.

В какой-то момент предложение Эрхарда оглушило его. Как сказала Роз? Возможность творить добро в широких масштабах?

Он вспомнил испуганную девочку, бывшую его матерью. Она хотела бы этого. Она отчаянно желала вернуться, но семья, исполненная отвращения к ней, не желала ее принять.

Теперь он может вернуться вместо нее. Рука об руку с этой женщиной.

Брак. Не так уж он страшен, если заключается по верным мотивам. Верные ли мотивы у Роз? Как может женщина хотеть выйти замуж за совершенно незнакомого человека?

Она его кузина.

Нет. Даже не так. Она продукт связи жены его дяди неизвестно с кем.

Все равно. Она великолепна.

– А что с Джулианой? – спросил он, ища ловушку. – Не можете вы образумить ее?

– Джулиана со мной не разговаривает.

– А с вами? – обратился он к Роз. – Вы ее сестра.

– Со мной она тоже не разговаривает, – грустно сказала Роз. – Знаю, это глупо, но это так.

– Значит, предложение действительно серьезное.

– Похоже на то. – Роз грустно улыбнулась в пустой бокал. – А я поклялась себе никогда больше не выходить замуж.

– Ну это зря.

– Кто бы говорил, сам никогда не был женат, – неожиданно разозлилась она.

– Извините. – Мысли его приобрели другое направление. – Мне не понадобится оставаться в Альп-де-Монтезье?

– Вы останетесь на несколько недель, – сказал Эрхард. – Можете взять отпуск?

Отпуск. Хорошенькое дело. С Роз? Никогда не встречал такой удивительной женщины. Сногсшибательной.

– Пожалуй, смогу. А вы? – обратился он к Роз. – Как надолго вы можете бросить вашу ветеринарную практику?

– На год, – ответил вместо нее Эрхард. – По меньшей мере. Сожалею, Роз, но от вас требуется больше, чем от Ника. Вы первая из претендентов. Разве что-нибудь случится с Джулианой…

– Ничего не должно случиться, – Роз вздрогнула. – Не волнуйтесь. Мне все равно придется закрыть клинику. Есть… причины.

– Думаю, возможность годик поиграть в принцессу выглядит заманчиво, – рискнул высказаться Ник.

Роз нахмурилась.

– Вы перешли к оскорблениям.

Как она сказала? Не так уж часто представляется возможность творить добро в широких масштабах.

Она встретила его взгляд с холодным безразличием, даже презрением. Он опустил глаза на ее руки. Вот еще отличие – громадное отличие – от женщин, с которыми он встречался раньше. Ее руки явно успели хорошо поработать.

Роз тоже смотрела на его руки, и внезапно он понял, о чем думает она. У него были руки юриста. На них следов тяжелой работы не осталось.

Возможно, она и заслужила годик отдыха, подумалось ему. Все-таки потеряла мужа…

В дальнем конце ресторана ожил оркестр. К удивлению Ника, Эрхард встал. Но не танцевать.

– Нет, – сказал он, когда Ник поднялся тоже. – Прошу прощения. Я не совсем здоров. Вы меня извините… Может, пока потанцуете?

– Я не… – начал Ник, но Эрхард покачал головой.

– Мои информаторы сообщали, что танцуете. И Роз тоже. – Эрхард неуверенно улыбнулся им обоим. – Простите меня. – Прижав к губам салфетку, он направился к выходу.

Роз с тревогой проводила его взглядом.

– Он кажется надежным человеком. Но, похоже, болен. Что с ним может…

– А если он надеется таким образом повлиять на нас? – предположил Ник.

– Не думаю. Если и так, не вижу тут ничего постыдного.

Оба помолчали. За их спинами оркестр заиграл зажигательную латиноамериканскую мелодию.

Ник приподнялся, потом хотел было сесть снова, но подумал, что это выглядело бы грубо. К тому же сидящая перед ним женщина невероятно хороша собой. А эти обнаженные плечи…

– Вы сейчас не похожи на сельского ветеринара, – его слова прозвучали почти упреком.

– Я всегда такая, – улыбнулась она.

Любая бы так сказала, выгляди она столь же красивой. Даже если бы целый день перед тем прихорашивалась. Возможно, его мысли были написаны у него на лице, потому что ее улыбка сменилась гневом.

– Перестаньте так смотреть. Я имею право носить все, что хочу.

– Конечно.

– Мой муж купил мне это платье в медовый месяц, – все еще зло сказала она, и он замер.

– Следовательно, это некий символ.

– Может, и так.

– Говорящий о вашей доступности?

Ее глаза неожиданно стали похожи на кусочки льда.

– Не думаю, что смогу выйти за вас замуж. Вы чрезвычайно грубы. Если вы надеваете красивый костюм, это тоже символ доступности?

– Нет, – в ужасе попятился он. Земля у него под ногами пошатнулась. Как он мог задать ей подобный вопрос? Помимо его оскорбительности, такой вопрос еще и ранил ее. Он понял это по тому, как она отпрянула от него. – Роз, простите меня. Сам не пойму, почему я так сказал. Черт, заключим мы брак или нет, в какой-то момент мы перешли границу, за которой я утратил понятие о любых правилах. Знаю, это не оправдание. Но, пожалуйста, простите.