– Начнем, – тяжело уронил Мзареулов, ни к кому персонально не обращаясь.

Его тут же перебил Венциславский, который считал себя вправе это сделать.

– Произошло что-то непонятное, и потому, учитывая нашу специфику, потенциально опасное, – зачастил он.

– Какие идеи? – спросил Мзареулов, словно бы и не заметив его. Он перевел взгляд на техподдержку. – Кто из вас имеет что-нибудь сообщить? Колбри.

Мира поднялась со своего места внешне спокойно, подошла к столу с начальством, ее выдавали лишь руки, она все время обдергивала юбку, будто студентка на сложном экзамене. Взяла пультик большого экрана, вывешенного за спинами начальства. Мзареулов спокойно повернулся, Венциславский что-то напряженно шептал Маслякову, который пересел к нему.

– Вот видеозапись того, что было с нашим пробным… виновата, с тренировочным антигравом.

Было видно, как экипаж в полном составе забрался в машину, как неторопливо за ними поднялись лепестки дверок, затем машина пару раз чуть покрутилась, будто пробовала прочность бетонных креплений, поднялась, натягивая якорные цепи… и исчезла. Цепи грохнулись на бетон, у дальнего от камеры якорного кольца, вделанного в пол, образовалось отчетливо видимое облачко сухой пыли или легкой грязи.

– Сейчас вы видите также запись основных самописцев, – продолжала мерным голосом Мира. Сбоку от основного экрана возникли три темные полосы, по которым побежали, сначала в слишком уж ускоренном темпе, зигзаги диаграмм.

– Мисс Колбри, – своим высоким голосом высказался Венциславский, – не все тут читают эти кривые в том темпе, к которому привыкли вы.

– Сейчас поправлю. – Она пощелкала кнопочками на пультике. От трех основных дорожек отложилась еще одна, чуть суженная, на нее сносились вниз, как бывает в мультфильмах, пиковые моменты прочих диаграмм, отображавших все то, что происходило с экипажем. Эта нижняя дорожка представляла собой, таким образом, некий сжатый, уплотненный вариант верхних записей. – Так вам будет удобно? Кстати, господин Венциславский, миссис, с вашего позволения.

– Он, конечно, извиняется, – прогудел Мзареулов, по голосу его было понятно, что он внутренне улыбнулся.

– Почему дорожек именно три? Вы же снимаете по меньшей мере тысячу показателей, или я не прав? – спросил густым басом Желобов.

– Общее количество измеряемых величин ближе к четырем тысячам пятидесяти с хвостиком, генерал, но мы сводим их всего к восьмидесяти одному показателю, которые в некоторых случаях, вот как сейчас, удобнее свести к трем диаграммам, чтобы отметить особенности трех основных машинных блоков, работающих по схемам наших курсантов, – конфузора, анимала и диффузора. Если вы не против, конечно.

– Не все понимают тут вашу терминологию, – прогудел генерал Желобов, – поясните.

– Согласно необходимости воздействовать на пси-глюонные резонаторы, для полного эффекта антигравитации необходимо действие трех пси-сигналов. Конфузор – это пси-сигнал, или человек, если угодно, который контролирует общие усилия и приводит в действие, так сказать, системы управления. Это командир, для нашего экипажа – Геннадий Костомаров. Суггестором, или, по-другому, анималом – главным источником энергии и общего действия – в экипаже служит Гюльнара Сабирова, про нее могу добавить, что предела ее возможностям мы пока не нашли, она очень… в своем роде – талантлива.

Гюльнара, хоть и была предельно усталой, залилась румянцем.

– Диффузором является Тойво Хотимаяс, в его обязанности входит работа с резонаторами по воздействию на среду и, собственно, удерживание эффекта антигравитации. Мы подозреваем, что вся эта вполне слаженная в работе троица, ввиду личностых особенностей одаренности каждого, и создала… Они создали… – Мира запнулась, такой ее еще никто не видел, – ситуацию, которую мы наблюдали в рассматриваемом случае.

– Значит, считать виновником казуса следует диффузора? – спросил Никита Павлович Масляков. Мзареулов поморщился.

– Считать следует всех, потому что все трое представляют собой весьма сработанный экипаж, и каждый из них не может обойтись без других членов команды.

– Ничего не понял, – оповестил всех генерал.

– Продолжайте, Мира, – высказался Мзареулов.

– Машина исчезла, перестала физически присутствовать в нашем… пространстве. Но сигналы от нее поступали так, словно она находилась там, где ей и положено находиться. Сигналы, как вы можете видеть на кривых, самые что ни на есть стандартные, и антиграв, вернее, его полный имитатор – тоже самый стандартный. Это же был учебный забег, не самый сложный, должна заметить.

– Все стандартно, а машина с экипажем исчезла? – кажется, Венциславский попробовал добавить в свой тон сарказма.

– Именно. Если бы мне показали эти кривые без объяснения того, что произошло в действительности, я бы не нашла в них ровным счетом ничего экстраординарного. – В этом Мира была не вполне права, но она выбрала такую тактику на случай, если их группу инженеров и техников обвинят в какой-либо ошибке.

Начальство слегка заволновалось. Собственно, они тоже ничего не понимали, они даже не знали, как на это реагировать. Вот это, кажется, и сделалось у них главным вопросом, проблемой, которая выкристаллизовалась едва ли не более наглядно, чем вырастает кусок соли в стакане перенасыщенного раствора. Наконец, Венциславский спросил:

– Почему у других не было ничего подобного? А здесь – произошло?..

– Причиной может оказаться странный, уникальный в своих свойствах состав экипажа. – Мира помедлила. – То есть чуть иные, чем принято, сочетания пси-энергий. И может быть, но совсем необязательно, чуть усиленные возможности силовых установок, собственно, мы сняли с них ограничения, ведь для этого экипажа это был последний, едва ли не контрольный тест. Если бы они справились с ним, их бы, скорее всего, на следующей неделе уже отправили служить в действующий космофлот.

– Так что же это такое было? – снова спросил Мзареулов, кажется, досыта пресытившись этим необязательным трепом. Его, в отличие от многих прочих, действительно интересовало само событие, а не мнения о нем мало что понимающих начальничков.

– Может, другие пространства?

– Кто сказал? Ага, это вы, Вересаев. Что вы еще думаете?

– Встаньте, Вересаев, – на весь зал прошипел Масляков, хотя все прочие до сих пор высказывались, не поднимаясь с места, кроме Миры, да и той нужен был пульт для экрана.

Ромка нехотя поднялся. Внешне он выглядел довольно непрезентабельно – высокий, тощий, какой-то неуверенный, с чрезмерно длинным носом, но с быстрым и ясным взглядом. Поговаривали, что его уже раза два собирались уволить из школы за то, что он всегда старался остаться в тени. И являясь начальником группы техподдержки, легко и без борьбы, едва ли не с удовольствием, отдавал свои обязанности по официальным представительствам всякому другому, как переложил и этот доклад на Колбри, хотя говорить должен был как раз он, а не она.