тебя вчера вечером, и это мое искупление. Думаю, тебе стоит сбежать от реальности.

— Неужели? — я провела рукой по обложке с размытым изображением двух детей, стоящих на дороге и державшихся за руки. Эта сцена что-то мне напоминала, но я не могла понять, что именно.

— Может, ты отвлечешься от своей запутанной любовной истории и погрузишься во что-нибудь более приятное — пусть даже это всего лишь литература.

Я вздохнула и взяла книгу. Может, она и права. Я взяла кружку с кофе другой рукой и направилась в свою спальню.

— Спасибо, матушка Тереза, — сказала я.

— В любое время.

Оказавшись в своей комнате, я плюхнулась на кровать и открыла книгу на первой странице. Начиная с момента, как я прочла вторую строчку первого абзаца, мой пульс ускорился. Я мгновенно взмокла. К концу первой страницы я была почти в истерике.

Из «Всех дорог между нами»

К тому времени, как наш школьный автобус доедет до Эль Монте Роад, мы с Джексом будем единственными детьми, которые в нем останутся. Мы проезжали мимо полей, мимо яичного ранчо Картера, мимо множества ветхих домов, облаков пыли и сорняков. Мы жили прямо у Эль Монте, на отметке «пять целых пять десятых мили» в конце длинной, изрезанной старыми рельсами грунтовой дороги, перед нашими домами стояли два потрепанных почтовых ящика, покосившихся на полуразрушенных деревянных столбах. Это могло бы быть потрясающим путешествием на машине, но оно невыносимое на автобусе, поэтому мисс Билс забирала нас и высаживала около почтовых ящиков каждый рабочий день, в дождливую или ясную погоду. У этих почтовых ящиков мы с Джексом должны были начинать и заканчивать наше долгое путешествие.

Мисс Билс, невысокая пухленькая женщина, носившая носки из разных пар и дурацкие свитера, была водителем школьного автобуса с тех пор, как мы пошли в первый класс, и вплоть до старшей школы. Единственный постоянный и надежный человек в моей жизни. Помимо Джекса, конечно.

Каждое утро она приветствовала меня улыбкой и каждый день перед тем, как закрыть дверь и уехать, говорила.

— Ступайте домой, дети, кушайте овощи.

Как будто наши родители могли позволить себе такую роскошь. Ее жизнь была до крайности однообразной, но она все равно продолжала улыбаться и хорошо выполнять свою работу.

Когда твоя собственная семья превращалась в ничто, начинаешь с завистью смотреть на таких людей, как мисс Билс. Несмотря на то, что вождение автобуса в сумасшедшем маленьком городке — это далеко не предел мечтаний, в десять лет я все еще смотрела на нее с уважением. У нее было больше, чем у основной массы людей, которых я знала тогда. У нее была работа.

Мы жили в Нибле, штат Огайо, население восемь тысяч человек — в хороший период; родной дом для бывших рабочих фабрики по изготовлению бумаги в Нью-Клейтоне. Большинство рабочих уехали из Нью-Клейтона сразу после того, как фабрика закрылась, и увезли семьи в поселки и менее населенные городки, где арендная плата была ниже, а случайная работа — менее редкой.

Моя семья всегда жила в Нибле. Мой отец вырос здесь, и отец Джекса тоже. Они вместе ездили в Нью-Клейтон, когда фабрика еще работала, начинали и заканчивали свои совместные дни так же, как мы с Джексом. Они были хорошими друзьями и хорошими людьми — по крайней мере, такими я их помню. И какое-то время у нас была неплохая жизнь. Мой отец называл то, что у нас было в конце этой дороги, кусочком рая. И так оно и было… в течение долгого времени. Но если на земле есть настоящий рай, значит, должен быть и ад. Джекс и я познали это на собственном горьком опыте.

Мы не всегда были друзьями. Сперва он казался мне обыкновенным вонючим мальчишкой с грязными ногтями и лохматыми волосами, лезущими в глаза. Раньше я не слышала от него чего-то более содержательного, нежели «Да, мэм» и «Нет, мэм». Он плелся за мной по пыльной дороге, где нас приветствовала мисс Билс. Мы садились в желтый школьный автобус округа Ферн, чтобы ехать до школы в течение полутора часов. Я всегда садилась на самое первое сиденье, а он шел прямиком к заднему.

Проезжая через город, мы подбирали целую кучу детей, по крайней мере, штук тридцать, всех возрастов, но двое, которых я хорошо помню, помимо Джекса, были засранцами чемпионского класса. Я могла бы поспорить, что Майки Макдональд, щеголявший короткими светлыми волосами и широкими штанами, мечтал превратить мою жизнь в ад.

— Эмерсон? Это что ещё за имя? Оно же для мальчика!

Я закатила глаза и попыталась игнорировать его. Так уж вышло, что у меня не было шанса поинтересоваться, какие именно наркотики курили мои родители в тот момент, когда придумывали мне имя.

К третьему классу у Майки появился приятель, Алекс Дункан. Что бы я ни держала, они, проходя мимо и пытались выбить это из моих рук, а затем садились на сиденье позади меня в автобусе и мучили всю дорогу до дома.

— Может быть, ты когда-нибудь выйдешь замуж за книгу, Эмерсон-книжный червь? Ха-ха, Книжный Червь. Это может быть твоей фамилией.

У Алекса было огромное родимое пятно на кончике носа, из-за чего казалось, что он нюхает дерьмо. На протяжении длительного времени все свои обиды я держала при себе, но все изменилось в четвертом классе. Фабрика была закрыта уже около года, денег не было, и мой папа целыми днями пил и слушал радио. Голоса ведущих стали для меня более родными, чем голос собственного отца. Он замкнулся в себе. Перестал разговаривать. Стал грубым, и поэтому… мама ушла. Она оставила меня с ним одну, и у меня даже не было брата или сестры, чтобы разделить с кем-нибудь эти переживания.

Все меняется, когда мужчина не может оплатить еду. Некоторые мужчины находят способ свести концы с концами, чего бы это ни стоило. А некоторые — слишком горды, чтобы заметить, как их жизнь рушится у них на глазах. Мой отец был работником бумажной фабрики в третьем поколении, как и папа Джекса. Это было единственное, что они знали и умели.

После долгих лет издевательств от Майка и Алекса, мое терпение лопнуло в момент, когда тихий, сдержанный Джекс решил присоединиться к их мальчишескому идиотизму.

Я всегда следила, чтобы у меня была чистая одежда и умытое лицо. После того, как ушла мама, отец начал тусоваться со Сюзан, женщиной, работавшей горничной в соседнем отеле. Она одевалась не как горничная, но всегда приносила