— Как вы поняли, в бабушкиных комнатах будут жильцы. Но! Если им от вас нужны будут помощь или услуги — я не против, договаривайтесь сами и отдельно, в ваши обязанности, которые оплачиваю я, это не входит. Ваша задача, как минимум до лета — содержать дом и усадьбу в целом, не больше, но и не меньше, и встречать меня или мою невесту, если мы будем приезжать сюда.

На этом и разошлись, документальное оформление сказанного я отложил на понедельник, когда поеду с визитом к Сребренникову.

«Не ёкает ничего, вот так вот в родовой дом чужих людей заселять?»

«Какой же он родовой⁈ Родовое имение — Дубовый Лог. Этот дом уже при моей жизни заселяли, как городскую резиденцию, потому что мама хотела быть „ближе к цивилизации“. Как знать — если бы сюда не переехали, может, она до сих пор ещё жива была бы? Да и дед тоже».

Немного помолчали, вспоминая историю семьи и гибель моих родственников.

«Так что, дед, у меня к этому дому отношение двоякое. С одной стороны — я в нём вырос. Дом детства. А с другой — вот это вот всё. Посмотрим, как после свадьбы с Машей решим, где жить — может, я его и вовсе продам, не Беляковым, так ещё кому. Например, тем же Кабановичам, им кроме невест ещё и жильё для всего выводка искать надо, а тут всё рядом. Или, вон, Лёньке в аренду сдам, пусть со своей степнячкой переселяются на работу».

Ближайшие три дня я разгребал оставшиеся после бабушки документы, сперва в её кабинете, потом, освобождая его для Беляковых, всё ещё не просмотренное содержимое шкафов, стол я к тому времени уже разобрал, перетащили в мой кабинет наверху. С Архипом Сергеевичем, кстати, немного даже поругались: я не хотел брать с него денег за постой, упирая на то, что в моих интересах, чтобы дом не стоял пустым, а он не хотел заселяться бесплатно. Сговорились на том, что квартирант оплачивает прислугу — в части обслуживания их комнат и в счёт оплаты помогает Патрикееву с бухгалтерским учётом, заодно обучая его на нормального управляющего.

А бумаги у бабули в закромах были разные, от бесполезных до загадочных и от нужных до странных. Её личную переписку я откладывал в сторону, не читая и не обращая внимания на деда, который упирал на возможность нахождения там новых «скелетов в шкафу» наподобие причин сохранения бабушкой её фамилии. Но вот пятилетней давности не подписанный до конца договор на поставку пшеницы, это другой вопрос. Помню, папа очень его искал, бегал по дому и спрашивал у всех, кто видел. Бабушка тогда заявила, что в глаза его не видела, поставками зерна не занимается и вообще — следить нужно, где вещи оставляешь. А он, оказывается, всё это время вот где лежал. Не то взяла из любопытства, а потом, как обычно, не признавалась в ошибке, не то из вредности убрала, не то ещё по какой причине. Или, вот, переписка мамы с папой ещё тех времён, когда они женаты не были. Ну, это понятно, это бабушка в прошлом году из папиного архива утащила зачем-то.

Нашёл и бумаги из тайника в Дубовом Логе, которые бабушка якобы уничтожила. Почитал и понял, что лучше это и правда сжечь, от греха подальше, пока ещё кто-нибудь не нашёл. Ну, прадед, ну, кот мартовский!!!

«Вот так и находишь неожиданных родственников!»

«Не-не-не! Лучше даже не думать в эту сторону, ибо ну его!»

Все бумаги делил на четыре неравные кучки. Семейный архив, часть которого почему-то была у бабушки, причём на каком основании она отбирала себе на хранение именно эти бумаги я так и не понял. Вторая кучка — бабушкины личные бумаги, в основном письма. Их я, как уже говорил, убирал не читая, только проверял не лежит ли в конверте ещё что-то, помимо письма. Третья — документы по текущим делам магазина и прочей хозяйственной деятельности, это после разбора шло или Патрикееву, или Беляковым, или в архив. Ну, и четвёртая категория — макулатура. Бумажки странные и непонятные или просто безнадёжно просроченные, как тот пятилетней давности потерянный договор. Вот, например, газетная вырезка. Именно аккуратно вырезанный ножницами кусок листа, но на одной стороне — кусок новости о чьей-то свадьбе в Ковно с куском фотографии. На другой стороне — две заметки, одна без начала, вторая — без конца. Что из этого было нужно и интересно бабушке, зачем хранила⁈

Таких вот газет, целиком и кусками, было килограммов пять, при беглом просмотре «по диагонали» никаких связей с нашим родом я не выявил, зачем хранила — не понял. Не буду пока выкидывать, появится время — просмотрю внимательнее, может, найду смысл. Ещё в макулатуру определил целые тематические подборки газетных и журнальных страниц, вперемешку с рукописными листами. Чтоб далеко не ходить, вот картонная укладка толщиной как минимум в два пальца, посвящённая правильной посадке, уходу и хранению тыкв. Плюс рецепты блюд из оной. Всё бы ничего, только мы этот овощ вообще никогда не выращивали. Зачем⁈ Зачем тогда ей это вот? Если хотела выращивать — почему не пробовала, никто же не запрещал?

Или вот, рукопись, довольно объёмная. Начинается с того, что требовалось настаивать на молоке несколько ингредиентов, с использованием каких-то плетений школы жизни, дальше смотреть внимательно не стал, понял только, что процесс долгий, а в конце должно получиться… Что-то. Плюс листы с пересчётом плетений на другие стихии. Надо будет показать будущей тёще, может, она разберётся.

Несколько раз накатывали тоска и горе, но как ни странно простая фраза «жизнь продолжается» помогала. Не избавляла от переживаний совсем, не делала волшебным образом легко и приятно, но становилось, как ни странно, легче.

В те же дни, когда разгребал бабулины бумаги, чтобы отвлечься, решил все мелкие юридические вопросы с повышением Патрикеева и с выкупом рецепта пирожков у Ядвиги Карловны. Мимоходом узнал, что она собирается выдавать замуж старшую дочку, и для облегчения процесса чуть-чуть «подкрутил» ценник. В договоре было указано, что пани Ядя имеет право сама использовать рецепт по своему усмотрению, как для собственных нужд, так и для продажи продукции, но не имеет права продавать сам рецепт кому-либо ещё. Это право могло выглядеть как издевательство — где ей сырьё-то взять? Но я уже знал, на примере других изнанок, что после установления стационарного портала найдётся масса желающих заняться добычей дикорастущих «даров природы» за пределами защиты, пусть и с уплатой налогов