Ну что ж, актерское образование оказалось очень полезной штукой для одинокой женщины с больным ребенком, которая с утра до ночи продает, продает, продает швейцарские часы восьми лучших марок, колье, зажимы для денег, великолепные ручки стоимостью по нескольку тысяч долларов за каждую — китайский лак и золото 24 карата — все эти блестящие, сияющие игрушки для взрослых людей.

Жанна столько знала о часах, что со временем наловчилась писать о них статьи для глянцевых журналов — о них и о драгоценных камнях.

Она так выставляла украшения на витрины, что дизайнер из Швейцарии лишь разводил руками от ее чувства меры и стиля. И Михаилы приплачивали ей «витринные», как они назвали такую работу.

Жанна продавала часы семь лет. Люди из светской хроники — все до единого — хоть по одному разу, но что-то купили в магазине, где она работала. И Жанна знала о каждом из них: жаден он или щедр, верен жене или не очень, хорошо воспитан или плохо, богат или только старается таким казаться.

Ее работа не была подобна бурной реке, сбивающей с ног, — в ювелирных магазинах не бывает очередей. Это был скорее своенравный ручеек, и к нему всякий раз надо было ловко приноровиться. Жанна старалась поговорить с каждым посетителем на его языке, увлечь его, показать любую вещь так, чтобы она заиграла на бархатной подставке под яркой лампой, продать с минимальной скидкой и сделать все, чтобы и в следующий раз этот покупатель пришел именно к ним.

Посетители иногда клеились к ней, приглашали вместе поужинать. Жанна стояла насмерть — мужчины эти были либо женаты, либо слишком богаты, чтобы отношения получились честные и серьезные. После работы она избегала дорогие рестораны и казино, пафосные тусовки — ей не хотелось встречать в городе клиентов магазина.

Выйдет Жанна в город, пройдется по улице со своей пепельной длинной гривой, а вернется домой — выбрасывает из карманов бумажки с телефонами. Многие мужчины были бы рады представить ее окружающим как свою подругу. Но Жанна очень хорошо знала, что любой мужчина ей не нужен.

У нее был Данька. Любовь и жалость к сыну стали той горючей смесью, которая заставляла ее снова и снова прямить спину и улыбаться так, точно бед и горя даже нет на свете. Ей был нужен мужчина, который полюбил бы не только ее, но и ее сына.

Предыдущего бойфренда Жанны, с которым она год встречалась и потом еще полгода жила у себя в квартире, звали Леша. Леша был вполне обеспечен, широк в плечах, немногословен, гордился Жанной и собирался на ней жениться. Она тоже хотела выйти за него замуж, пока в Москву не приехала мама Жанны с Даней, которому предстояло очередное обследование в профильной клинике.

Жанна уехала на это время жить к Леше в его квартиру в Мневниках, каждую свободную минуту стараясь провести с сыном. Как-то в два часа ночи ей позвонила мать — у Дани начался приступ. Жанна разбудила жениха и, одевшись за две минуты, побежала на ночную улицу ловить машину, одновременно лихорадочно вызванивая бригаду врачей из той клиники, где Даню обследовали.

Шумиха вызвала у жениха раздражение и резкие слова. Он даже не соблаговолил подняться и подвезти ее к сыну на своей машине. Сутки спустя еле живая от усталости Жанна вернулась из больницы от Дани в Мневники, собрала свои вещи и увезла их, а вещи Леши, остававшиеся у нее, аккуратно упаковала и выставила за дверь.

Она не желала больше говорить с ним ни о чем. Жанна любила его, но слабому беленькому Дане, Данечке-стебельку, который нота в ноту мычал любую песенку с MTV (страдающие аутизмом дети иногда проявляют необыкновенные способности), Даньке, который в девять лет говорил лишь десяток слов и боялся чужих, своему сыну она была нужнее, вот и все.

Жанна в сотый раз досматривала фильм о музыканте с простреленной рукой, который больше не может играть на гитаре. Что ж, она тоже давно не стояла за кулисами театра, ожидая своего выхода на сцену.

Сегодня ей обрезали волосы в метро. Завтра к пяти на работу, но она что-нибудь обязательно придумает — встанет в двенадцать и уложит волосы по-другому.

От бренди было тяжело двигаться и соображать, глаза слипались. Жанна выключила фильм и пошла спать.

«Сколько же лет я растила волосы? Лет девять, — думала она. — И Кошкин не позвал меня с собой на день рождения к Ане Соболевой, а ведь его там видели — на закрытом пати в шикарном клубе «Майя». Ладно, Кошкин, не будет у нас никакого с тобой воскресенья вместе, лучше я пойду с Машей покупать ей плащ. Должно быть, мамаша отсоветовала тебе меня приглашать. Хороший мальчик, возьми с полки пирожок!» — злилась Жанна на Кошкина, маменькина сыночка.

«Ты все равно найдешь свою любовь, такую, которая будет длиться всю жизнь, — сказал ей голос надежды в сердце. — И Данечку вылечат каким-нибудь новым лекарством — его могут изобрести хоть завтра, а ты продашь сумасшедшее изумрудное колье в белом золоте Сицилийской Вдове и получишь за это сказочные комиссионные. Надо просто быть сильной. А самый сильный — это самый терпеливый. Для того чтобы быть сильной, сейчас нужно спать, спать, спать…»

Маша проснулась рано утром, без звонка будильника, с радостью от сознания, что впереди два длинных-длинных выходных. А значит — два дня свободы. Музей землеведения, чтение книг, покупка плаща были запланированы еще в течение недели. Потом выяснилось, что музей землеведения по выходным не работает. Остались чтение книг и покупка плаща.

Маше очень хотелось пойти куда-нибудь потанцевать или на концерт. И еще она давно не была в кино. Но, кроме работы, у Маши была еще учеба, и по выходным она занималась.

Мартовское утро выдалось ясное и теплое. Маша выбежала из дому и отправилась на метро в центр города. Ей хотелось обнять весь мир, прижать его к сердцу и расцеловать. Она вышла на Пушкинской и пошла вниз по Тверской.

Ее путь лежал к Манежу, где она рассчитывала найти себе плащ. Маша недавно получила свою вторую зарплату, расплатилась с квартирной хозяйкой Зинулей, и у нее осталось еще на еду, на плащ, на книжки и развлечения!

Она шла по улице, то и дело косясь на зеркальные витрины. Ей не нравились ее отражения. В них Маша видела щекастую девчонку с круглыми карими глазами и со светлыми волосами, собранными на затылке, в длинном темно-синем стеганом пальто, в прикольных белых ботинках и белых пуховых варежках.

В витринах разводили руками золотокожие манекены. В цветочных киосках продавали нарциссы и тюльпаны, а в одном магазинчике она увидела ломкие, рассыпчатые ветки мимозы и затосковала по дому. Маша решила зайти в магазин «Фарфор и хрусталь», чтобы еще раз оглядеть себя в зеркалах от пола до потолка.

Отражение опять ей не понравилось. «Да уж, Сережу Дубина мне не сразить», — расстроилась она. Особенно ее огорчили щеки, по-детски толстенькие и румяные.

Маша отправилась на выход и на сквозняке у стеклянных дверей столкнулась с Блумбергом.

Блумберг был директором компании «Фрейя», в которой Маша работала уже третий месяц — их познакомила Людмила Леопольдовна, непосредственная Машина начальница, когда принимала ее на работу. Блумберг, входя в магазин, поднял на Машу глаза и узнал ее.