Она жила там с крестной матерью, Большой Нанэнн, ведьмой,научившей девочку всему, что знала сама. Ее мать, могущественная колдунья ипровидица, известная мне тогда только по таинственному имени Холодная Сандра,влюбилась в геолога. Об отце у девочки не сохранилось даже воспоминаний. Онаникогда не ходила в настоящую школу.

– Меррик Мэйфейр... – Я нежно обнял ее.

Она была высокая для своих четырнадцати лет, с красивооформившейся грудью, отчетливо выступавшей под тонкой хлопковой тканьюплатья-рубашки, с рассыпавшимися по плечам мягкими сухими волосами. В любомдругом месте она могла бы сойти за красавицу испанку, но только не здесь, всамой причудливой части юга страны, где история рабов и их свободных потомковвключала в себя великое множество примеров смешанных союзов и внебрачныхсвязей. Жителю Нового Орлеана достаточно было взглянуть на эту прелестную кожуцвета кофе с молоком, чтобы мгновенно распознать африканские корни ееобладательницы.

В точности этого сравнения я смог убедиться, когда добавилсливки в густой напиток из кофе с цикорием, которым меня угостили.

– Все мои родственники цветные, – сообщила девочка сярко выраженным французским акцентом. – Те, у кого кожа побелее,отправляются жить на север. Так было всегда. Они даже не желают навеститьБольшую Нанэнн. Не хотят ни с кем знаться. Я тоже могла бы сойти за белую. Нокак же тогда семья? Как же тогда быть со всем тем, что передается из поколенияв поколение? Я бы никогда не бросила Большую Нанэнн. И пришла сюда толькопотому, что она сама велела мне сделать это.

В огромном кресле, обтянутом кожей цвета бычьей крови,девочка казалась совсем маленькой и в то же время удивительно соблазнительной.Две тоненькие золотые цепочки еще более усиливали это впечатление. Одна из нихохватывала ее щиколотку, а другая, с украшенным бриллиантами крестиком,сверкала на шее.

– Хотите посмотреть портреты? – предложила она,показывая на коробку из-под обуви, лежавшую у нее на коленях. – В них нетникакого колдовства, можете разглядывать сколько угодно.

И она выложила на стол передо мной дагерротипы –безукоризненно четкие фотографические снимки на стекле. Каждый из них былзаключен в гуттаперчевую рамку, щедро украшенную венками из цветов ивиноградных кистей; многие рамки закрывались, как книжечки.

– Самые ранние относятся к тысяча восемьсот сороковымгодам, – пояснила девочка. – Это все мои родственники. Фотографировалтоже член нашей семьи. Он делал прекрасные портреты и пользовалсяпопулярностью. После него остались кое-какие записи... Я знаю, где онихранятся. Страницы, исписанные красивым почерком, лежат в коробке на чердакедома Большой Нанэнн.

Она подвинулась на краешек кресла, и из-под краешка короткойюбки выглянули коленки. Густая масса волос отбрасывала тень на спинку кресла.Красиво очерченный лоб был чистым и гладким.

Хотя ночь была лишь слегка прохладной, в камине горел огонь,и потрескивание поленьев еще более усиливало атмосферу таинственности, царившейв напоенной ароматами уютной комнате с книжными полками и живописнорасставленными греческими скульптурами.

Эрон с гордостью наблюдал за девочкой, но все жечувствовалось, что его терзает какая-то забота.

– Вот, посмотрите, это все мои дальние предки. – Онасловно раскладывала колоду карт. Игра света и тени на овальном лице придавалаему особенное очарование. – Они старались держаться вместе. Но, как я ужеговорила, те, кто мог сойти за белых, уезжали. Подумать только, от чего ониотказались! Как можно было забыть свои корни и прошлое? Взгляните сюда.

Я принялся рассматривать маленький снимок, поблескивавший всвете масляной лампы.

– Это Люси Нэнси Мэри Мэйфейр. Ее отец был белым, но никакихсведений о нем не сохранилось. Мужчины в семье всегда были только белыми. Чеготолько наши женщины не делали ради них. Моя мать отправилась в Южную Америку сбелым мужчиной и взяла меня с собой. Я помню джунгли...

Она замолчала в нерешительности – то ли уловив отголоскимоих мыслей, то ли просто обратив внимание на выражение моего лица.

Мне никогда не забыть первых лет, проведенных на Амазонке.Наверное, я не хотел их забывать, хотя ничто так болезненно не напоминало омоем возрасте, как воспоминания о путешествиях с камерой и ружьем за плечами ио приключениях, которые довелось пережить на другом конце света. Тогда у меня имысли не возникало, что я вернусь в неисследованные джунгли вместе с Меррик.

Я снова принялся рассматривать старые дагерротипы.Запечатленные на стекле люди, несомненно, принадлежали к богатому сословию:цилиндры и пышные юбки из тафты на фоне драпировок и пышной зелени в ательефотографа. Среди других мне попался снимок молодой женщины, такой же красивой,как Меррик. Она застыла в чопорной позе, сидя на готическом стуле с высокойспинкой. Как объяснить явно проступающие у большинства членов семьи чертыафриканских предков? Правда, некоторые обладали вполне европейской внешностью иоб их происхождении свидетельствовали лишь необычно яркий блеск глаз и легкаясмуглость кожи.

– Вот еще один давний снимок, – сказала девочка. –Это Анжелика Мэрибелл Мэйфейр.

Я увидел величавую даму с темными волосами, разделеннымипосередине пробором; богато расшитая шаль, наброшенная на плечи, частичноскрывала пышные рукава платья. В руках женщина сжимала маленькие очки исложенный веер.

– Самый старый и лучший портрет из всех, что у меня есть.Говорят, она была ведьмой. Существуют тайные ведьмы и те, к которым приходятлюди. Так вот, она была тайной колдуньей и отличалась невероятным умом.Говорят, она стала любовницей одного белого Мэйфейра, который жил в Садовомквартале и приходился ей кровным родственником, племянником. Я их прямойпотомок. Дядюшка Джулиен – вот как его звали. Он позволял своим цветнымродственникам называть его дядюшкой Джулиеном, а не мсье, как требовали другиебелые.

Эрон насторожился, но постарался не показать вида. Возможно,ему удалось скрыть свои чувства от девочки, но притворяться передо мной былобесполезно.

Значит, Лайтнер ничего не рассказал ей о страшныхродственниках из клана Мэйфейров, наделенных сверхъестественными силами, –о владельцах старинного особняка в Садовом квартале, целом семействе, закоторым Эрон наблюдал в течение многих лет. Много веков назад детективы-экстрасенсыТаламаски начали собирать сведения о Мэйфейрах – а точнее, о Мэйфейрскихведьмах, как мы привыкли их называть, – и составлять досье на них.Нескольким агентам ордена это расследование стоило жизни.