стали. Намётанным полицейским взглядом по её манере держаться и одежде Дженсен определил, что она правительственный агент.

Он опустился на стул, не дожидаясь приглашения, и потёр щетину на подбородке. Женщина мельком глянула на него и вернулась к чтению. Тишина затягивалась, и это заставило Дженсена поджать губы. Игра в молчанку была одним из первых приёмов допроса, которому учили в полицейской академии: иногда молчание собеседника заставляло преступника заполнить тишину словами и, попутно, выдать что-то важное.

Дженсен был не в настроении для этого дилетантства. Он наклонился к женщине, сверля её взглядом:

— Если уж заставляете меня ждать, хотя бы принесите кофе.

На её лице как будто проскользнуло подобие ухмылки. Оно исчезло, прежде чем он смог в этом удостовериться, и она нажала своим длинным пальцем на дисплей планшета. Из-под стола донеслось пронзительное жужжание, и безо всякого предупреждения его правая рука рухнула на крышку стола и прижалась к ней, плотно удерживаемая невидимой силой.

На этой руке он носил стальной браслет — ещё с момента пробуждения в послеоперационной палате. Доктор Рафик заверяла его, что он был нужен исключительно в целях мониторинга его медицинских показателей. Дженсен на это не купился, поскольку видел такой же браслет на Стаксе и остальных обитателях объекта 451, но ему в голову не приходило, что он мог служить наручником. Похоже, в стол был встроен электромагнитный генератор, который удерживал на месте его руку. А женщина при этом сидела на достаточном расстоянии от него, чтобы он не мог её достать свободной рукой.

— Все ваши агрессивные аугментационные системы были отключены после вашего пробуждения, — сказала она, подтвердив его подозрения. Её акцент был среднезападным и при этом неброским. Она положила планшет на стол и вытащила из кармана кожаный чехол, раскрыв его и показав значок и удостоверение. Дженсен успел заметить и матово-чёрную рукоять пистолета, торчавшую из подмышечной кобуры. — Агент Дженна Торн, Министерство национальной безопасности США.

— Федеральная охранная служба… — прочёл он цифровое удостоверение. — Я думал, вы всего лишь охранники.

Значок нырнул обратно в карман.

— Наши полномочия в последние несколько лет существенно расширились.

— Точно… — Он кивнул на браслет. — Агент Торн, вы думаете, от меня будут неприятности?

— Это стандартная мера предосторожности.

Она посмотрела на потолочную гроздь следящих устройств, и Дженсен увидел, как та повернулась, чтобы камера сфокусировалась на нём и приблизила изображение.

Он сохранял спокойствие. Пускай играется с манипуляциями, сколько влезет. У неё была нужная ему информация, а у него — информация, нужная ей.

— Вы знаете, почему вы здесь?

— Говорят, потому что мне повезло.

Торн продолжила, как если бы не слышала ответа:

— Объект четыреста пятьдесят один входит в сеть лечебных учреждений, возведённых для того, чтобы помочь жертвам Панхейского инцидента с интеграцией в общество.

Адам невольно сощурился:

— Так они его назвали? «Инцидентом»?

— Давая вещам названия, мы забираем их силу воздействия, — ответила Торн. — «Одиннадцатое сентября». «Виламское суперземлетрясение». «Ураганы пятой категории». «Инцидент». То, что мы назвали, мы можем нащупать, взять и закрыть в ящике. Это важный психологический механизм, который помогает людям справиться с бедой и восстановиться после неё.

— По моему опыту, этого недостаточно.

— И опыт у вас богатый, не так ли? — кивнула она. — У вас за плечами порядочное число катастроф. Та ситуация в Мексикантауне, когда вы служили в детройтском спецназе, нападение террористов на «Шариф индастриз»…

— Это были не террористы, — возразил он и осёкся. Он подставил себя под удар. Поэтому он тут же сдал назад, подошёл с другой стороны: — Судя по всему, вы многое обо мне знаете. Поможете тогда мне кое-что сделать? — он указал пальцем на лоб. — Скажем, вспомнить, где я был весь последний год?

Торн развела руками:

— Вы были здесь, мистер Дженсен. Насколько я поняла, вы здесь медленно выкарабкивались из комы, в которой вы находились, когда вас выловили из Северного ледовитого океана. — Она наклонилась вперёд. — Меня интересует то, где вы были до этого заплыва. Что вы делали в Панхее и какую роль сыграли в её разрушении?

— Я не помню.

Он солгал, и они оба это знали.

Панхея была экспериментальной программой для контроля климата, ключевым элементом в проекте по обращению вспять эффектов глобального потепления. Она представляла собой выросший со дна океана огромный комплекс, в котором множество сложнейших систем использовали различные методы, включая регулирование океанических течений и насыщение воды железом, наращивание таявшего арктического пакового льда.

Но, конечно, это было официальным прикрытием. Дженсен не сомневался, что люди, которые задумали Панхею и воплотили этот замысел, искренне руководствовались благими намерениями. Но другие люди извратили его, используя станцию как фасад для своих зловещих операций.

Его личный крестовый поход за правдой о нападении на «Шариф индастриз», которое едва не стоило ему жизни, завершился в конце 2027 года, когда Дженсен прибыл к этому колодцу в океане и узнал, что на самом деле таилось на его дне: интеллектуальные машины, которые использовали похищенных людей как запчасти, устройства, созданные бессердечной тайной организацией, скрывавшейся в тени человеческой цивилизации на протяжении веков.

И все эти устройства были плодами замыслов одного обиженного гения, которого отвергло его главное изобретение. Он был Франкенштейном, жаждавшим убить созданное им чудовище, Дедалом, который хотел оторвать собственные крылья.

— Вы присутствовали при смерти Хью Дэрроу? — скальпелем рассёк воздух вопрос Торн.

— Я не помню, — повторил он. Но он помнил. Он был там, он смотрел на устроенную Дэрроу катастрофу из первого ряда.

Из-за того что Дэрроу не мог воспользоваться собственным изобретением в силу редкого генетического заболевания, он, человек, которого некогда называли отцом аугментационных технологий, замыслил нечто грандиозное — то, от чего захватывало дух и мороз шёл по коже. Он сумел подключиться практически ко всем аугментированным людям планеты разом с помощью тайно установленных им биочипов, запустивших страшный нейрохимический дисбаланс, который привёл к искусственно спровоцированному психотическому срыву. В порыве временного безумия те, у кого были установлены биочипы, были охвачены инстинктами бежать или бросаться в бой, полностью утратив способность рационально мыслить. Когда они очнулись, они увидели смерть и разрушения, которые пожарами пронеслись по городам, сломили жизни и нанесли незаживающие раны человечеству. Дэрроу хотел показать миру, что его изобретение было опасной ошибкой, чтобы люди его испугались, — но помимо этого был у него и другой мотив: ожесточённость из-за того, что он остался позади,