Алан посмотрел в иллюминатор. Ни Игара, Атонская звезда, ни сам Атон еще не были видны, лишь невдалеке холодно и равнодушно вспыхивал гигантский пульсар, да расчерчивала космический черный фон огненным карандашом одинокая заблудившаяся комета.

Он откинулся обратно на спину и улыбнулся — вспомнил, как чуть меньше года назад, в октябре, вот также летели они на Атон, на свадьбу принца. А после саммита Большой Пятерки прошел уже ровно год…

Это был сложный, но счастливый год. Сложный потому, что жизнь, хотя и на гостеприимной, но все же чужой планете, с незнакомыми обычаями, нормами поведения и совершенно непохожим на земное мировоззрением требовала привыкания и значительной работы над собой; счастливый же — потому, что всегда, всегда рядом были друзья — готовые в любой момент поддержать, объяснить, подбодрить и вселить надежду на успех… И Энита.

Алан снова улыбнулся: сегодня, после долгих трех месяцев разлуки, он наконец-то увидит Эниту. Вместе с Гелой она улетела на Декстру — изучать неведомый животный мир вновь открытой планеты, но именно сегодня экспедиция должна вернуться на Атон. Они никогда раньше не расставались так надолго, за исключением, разве что, его возвращения на Землю после саммита…

Тогда перелет туда-обратно и сборы мамы на операцию в эйринской больнице заняли около месяца. Все это время Алан думал только об Эните, и самое удивительное — она тоже думала о нем… И после долгожданной встречи, состоявшейся в сентябре, он почувствовал, что долго-долго еще не захочет никуда улетать…

А дальше события помчались одно за другим с невероятной скоростью. К тому моменту, когда Алан вновь оказался на Эйри, Рилонда жил там уже две недели — и его отношения с Гелой развивались стремительно. Еще через полмесяца Рилонда увез Гелу на Атон, оставив друзьям приглашения на свадьбу с назначенной датой. Маме сделали операцию, она полностью выздоровела, и Алан проводил ее домой, на Землю, со спокойным сердцем: пенсии, назначенной после возобновленного расследования обстоятельств гибели отца, хватало на достойную обеспеченную жизнь. А спустя буквально два дня он и сам вместе с друзьями оправился в путешествие — на Атон.

Свадьбу принца праздновали довольно сдержанно, без пафоса и вселенского размаха — по традициям, укоренившимся в Атонском королевском доме, считалось дурным тоном тратить огромные средства на семейные мероприятия. Однако Алан никогда еще не видел Рилонду таким счастливым. И у него, и у Гелы глаза светились глубоким и абсолютным счастьем…

Алана на Атоне встречали как героя, спасшего принца. К концу пребывания он даже слегка устал от многочисленных интервью газетам и телеканалам. Тогда же он впервые увидел, что значит настоящая любовь народа к своему правителю: атонцы общались с принцем без подобострастия, но с безграничным искренним уважением…

Прощаясь, Рилонда сказал: «Так жаль, что встретились ненадолго. Но следующим летом, на каникулах, пожалуйста, в гости к нам, я настаиваю. Все достопримечательности покажу лично». Друзья пообещали…

По возвращению на Эйри все всерьез взялись за учебу. Алану плотный график обучения почти не оставлял свободного времени: математика, физика, астрономия, навигация, инопланетный язык по выбору (Алан выбрал атонский), множество инженерно-технических дисциплин плюс обязательная к изучению по всем специальностям философия Разумной Жизни — каждый день для студентов пилотского факультета означал не менее 10 часов напряженной, ответственной работы; но это не тяготило, так как по-настоящему нравилось и доставляло удовольствие. К тому же с самого начала в программе значительное количество часов отводилось на летную практику — как на тренажерах, так и на небольших учебных кораблях, поэтому Алан уже во втором семестре самостоятельно летал в пределах нескольких близлежащих звездных систем, чем чрезвычайно гордился.

Энита тоже делала успехи: с помощью экспериментов, проведенных с Ником, она доказала верность собственной гипотезы о возможности мини- и обратной максимизации ларков только в высокоэнергетических состояниях, объяснив тем самым, почему в неволе ларки, будучи угнетенными тоской и депрессией, не могли сбежать. Затем опубликовала серию статей — и открытие минимизации самых загадочных во Вселенной животных вызвало громкий резонанс среди космозоологов. Имя Эниты приобрело известность в научном мире, но это нисколько не отразилось на ее характере: она оставалась такой же простой и непринужденной в общении, как и в первые дни знакомства. Казалось, успех только больше «собрал» ее, вдохновив на еще более усердный и самозабвенный труд. «Понимаешь, — объясняла она Алану, — любой успех — это ведь как обязательство не останавливаться на достигнутом. Как стимул идти вперед…»

Вообще эйринцы — друзья, однокурсники, преподаватели и все прочие, с кем он знакомился и общался, поражали его, переворачивали привычные представления о людях и ценностях с ног на голову. Им были совершенно чужды такие качества, как жадность, зависть, зазнайство, высокомерие, а наивысшее удовольствие они находили в саморазвитии и познавании нового. Ценящие искусства, любящие эстетику и красоту во всем, в быту они были крайне непритязательны, довольствуясь необходимым минимумом вещей, которые действительно использовали. К предметам роскоши, не имеющим практического применения, относились с недоумением. Каждый эйринец с детства более всего был озабочен определением собственных склонностей и способностей, поскольку один из постулатов Теории Разумной Жизни гласил, что только занимаясь любимым делом, можно познать жизнь и достичь в ней успехов; выбрав же область деятельности, посвящал ей себя без остатка, постоянно работая и совершенствуясь, полностью беря на себя ответственность за свою судьбу. Именно поэтому им совершенно чужда была зависть — ведь Теория Разумной Жизни учила, что у каждого человека — свой собственный, особенный путь в мире, обозначенный способностями и талантами, данными от рождения, а также мерой усилий, прилагаемых для их развития; из этого следовал вывод, что какое-либо сравнение людей друг с другом — занятие совершенно абсурдное и лишенное здравого смысла. Благодаря такому мировоззрению эйринцы умели искренне радоваться успехам других и не кичиться собственными заслугами…

«Словом, действительно, «аристократы разума», лучше и не сформулируешь», — постоянно вспоминал Алан слова Рилонды, сказанные тем еще во время путешествия на «Галилее». Это определение, данное принцем, очень точно характеризовало народ, среди которого жил теперь землянин. И, хотя по мере изучения философии поведение и поступки эйринцев постепенно становились все более понятными, все же не покидало ощущение, что этот великий и прекрасный народ надолго еще останется для него интереснейшей, увлекательнейшей загадкой…

Раз в месяц почтовыми звездолетами приходили видеописьма от Рилонды и Гелы. В одном из них принц сообщил, что перестал заниматься наукой — слишком сложно стало совмещать с ней государственные дела, объем которых все возрастал, а вот Гела, наоборот, начала работать в лаборатории Веланды — знаменитого атонского астрофизика. Обычно Алан и Энита смотрели письма вместе, а потом, веселясь и дурачась, записывали ответ. Но четыре месяца назад, поздно вечером, когда он уже собирался лечь спать в своем общежитии, ему вдруг позвонила Энита.