Не знаю, сколько времени мы смотрели друг на друга. По-моему, время вообще перестало существовать. А вместе с ним и весь мир. Все было как в тот раз, когда я, стоя на посту, увидел старика в белых одеждах. Тогда тоже все как будто растворилось, и остались только мы, я и старик. Сейчас во всей Вселенной существовали только я и громадный белый волк. И один из нас даже не представлял себе, что теперь делать.

Особенного страха я не испытывал. Уж лучше волк, даже такой большой, чем отряд мятежников. Но мне все было не по себе. Слишком уж странным был этот зверь. Белоснежная шкура без единого пятнышка, это в такую-то погоду, когда и Юпитер запачкается. Неестественно блестящие, но в то же время абсолютно мертвые глаза, которые, тем не менее, внимательно следили за каждым моим движением. Да и размеры — теленок, а не волк… Было чему удивляться. К тому же, я никак не мог понять, чего он хочет. Если голоден, почему не нападет? Если сыт, зачем вообще пришел к человеку?

На всякий случай, я поудобнее перехватил меч. Волк тут же глухо зарычал. Верхняя губа приподнялась, обнажив чудовищные клыки. Я замер. Пожалуй, справиться с таким зверем будет очень непросто. Внизу живота противно заныло.

И тут в моей голове зазвучал хриплый глухой голос, однажды уже слышанный мной. Я чуть не подпрыгнул от неожиданности. Голос произнес только три слова:

— Верни Сердце Леса!

Я почему-то не сомневался, что эти слова принадлежат волку, хотя пасть у того была закрыта. Он все так же сидел и смотрел на меня. Вот только глаза словно ожили, слабое зеленоватое свечение, исходившее от них, стало ярче.

— Верни Сердце Леса!

При каждом слове зеленый свет пульсировал, и я чувствовал, как на меня наваливается непреодолимая сонливость.

Волк повторял эти слова снова и снова, пока я тяжело не опустился на землю. У меня мелькнула мысль, что тут-то он и бросится на меня. Но мне было все равно. Появись сейчас мятежники, я и пальцем не пошевелил бы. Я понимал, что должен собраться с силами, не дать усыпить себя, бороться до конца, но ничего не мог с собой поделать.

Я прислонился к валуну и выпустил из ослабевшей руки меч. Теперь со мной можно было сделать все, что угодно. Волк запросто мог перегрызть мне глотку, а потом сожрать с потрохами.

— Верни Сердце Леса!

Из последних сил, чувствуя, что сознание вот-вот покинет меня, я разлепил пересохшие губы и прошептал:

— Да как мне это сделать, порази тебя Юпитер?

В ответ волк задрал голову к небу и завыл. Пронзительно и тоскливо. Так тоскливо, что мне самому вдруг захотелось заплакать. Кажется, я и заплакал… Тихо, беззвучно. Я сидел, привалившись спиной к камню, и слезы безостановочно катились по щекам. А вой становился все громче, надрывнее, будто волк хотел и в самом деле докричаться до луны, скрытой за тучами. Это был даже не вой — вопль отчаяния.

Я больше не мог вынести этого. Мне казалось, что голова сейчас расколется на части от этого воя, а душа вырвется из тела и устремится туда, откуда ей уже не будет возврата.

Уже теряя сознание, я услышал тихий, будто доносящийся издалека голос:

………………………

… Когда я очнулся, луна заливала ровным мягким светом все вокруг. Ни дождя, ни ветра не было. На редкость тихая и спокойная ночь. Как оказалось, от деревни я отошел совсем недалеко, до небольшой рощи, у которой заканчивалось деревенское поле. Просто я прошел чуть дальше, чем было нужно, поэтому не обнаружил и поста. Если бы свернул направо пораньше, без приключений добрался бы до своих ребят. Теперь, при свете луны, мне вообще было непонятно, как я мог так ошибиться.

Судя по звездам, третья стража едва перевалила за половину. То есть плутал я около получаса. Странно, я готов был поклясться, что полночи шлепал по грязи под проливным дождем. Да потом с этим волком-обортнем просидел столько… А оказывается, времени прошло совсем немного. Но времени размышлять над всем этим не было. Волки, знамения и загадки подождут. А вот служба ждать не будет. Не теряя ни минуты, я отправился к северному посту.

Остаток ночи прошел без всяких происшествий. Волк больше не появлялся, мятежники не показывали носа, из часовых никто не уснул.

Так же спокойно прошла и вся неделя. Единственным человеком, который не мог наслаждаться относительным покоем и отдыхом от учений и работ, был я. И вовсе не из-за своего звания и положения. Сна и покоя меня лишали мысли о том белом волке. За два года я начал забывать про того старика и его слова. Иногда мне вообще начинало казаться, что та встреча в учебном лагере, всего лишь сон. И вот на тебе! Опять это «сердце камня»…

Я и рад был бы выбросить эту историю из головы, но волчий вой так и стоял в ушах. Несколько раз я даже просыпался среди ночи, мне чудилось, что я слышу, как вдалеке воет белый волк. Пронзительно и тоскливо.

Рассказывать об этом я, понятное дело, никому не стал. Хотя время от времени ловил на себе внимательный взгляд Сцеволы. Похоже, он почувствовал, что со мной происходит что-то неладное. Но вопросов не задавал. Наверное, подумал, что сказывается ранение. Я его не разубеждал. Остальные же ничего не заметили. И слава богам…

Первый сигнал к выступлению прозвучал, едва мы успели позавтракать и привести себя в порядок. Свернуть палатки, собрать свой скарб, вооружиться, все бегом, чтобы успеть до второго сигнала труб. Крики, шум, суета, брань центурионов и опционов. За зиму обжились, обросли пожитками. Расставаться с ними жалко, тащить все с собой тяжело и глупо.

В расположенном неподалеку от лагеря канабе тоже суета. Добрая половина штатских из поселка последует за нами. Маркитанты, гражданские ремесленники, солдатские подруги, мелкие торговцы — без нас им здесь делать нечего. Все это напоминает переселение целого города.

Вчера на сходке легат сообщил, что идем мы на север, в Верхнюю Паннонию. По данным разведки именно там скрывался один из Батонов со своим войском. Поход обещал быть долгим. Но авгуры и гаруспики предсказывали благоприятный исход кампании, жертвоприношения были богатыми, так что мы могли надеяться на скорое окончание войны. Настроение у всех было приподнятое, несмотря на мерзкую погоду.

Второй сигнал к выступлению. Мы навьючиваем мулов и грузим повозки. Судя по всему, за зиму обоз увеличился раза в полтора. Ничего, не пройдет и месяца, как он станет меньше. После отдыха на зимних квартирах солдаты больше походят на разленившихся купцов. Но несколько дней перехода отлично избавляют нас от лишнего жира и лишних вещей.

Все погружено, и мы занимаем свои места для марша. Если бы это был временный лагерь, сейчас он запылал бы, подожженный с разных концов. Но нам еще предстоит вернуться сюда следующей осенью. Поэтому все остается как есть. Семь когорт счастливчиков будут присматривать за хозяйством, пока мы геройствуем во славу Рима.

Третий сигнал к выступлению. Опоздавшие сломя голову спешат занять свое место в строю. Последний раз можно проверить, все ли собрано. Я окидываю взглядом свой контуберниум. За последний год его состав обновился почти полностью. У нас были самые большие потери в центурии.