Потом посмотрела на часы над дверью и аккуратно перебралась через засыпающего хирурга. Надев халат, она тихо выскользнула в коридор.

Спустя минуту Максим Петрович Добровольский уже сладко спал, подложив под щеку ладонь.

Ему снились пингвины.

2

– Я на выходных в поход ходил, – внезапно захотелось поделиться со всеми в операционной Максиму. – Сам по себе. Нашёл турагентство, записался, поехал.

– Так пошёл или поехал? – уточнила анестезистка Варя, набирая в шприц пропофол. В разговорах она участвовала наравне с докторами – позволял статус постоянной медсестры на наркозах.

– Сначала поехал, потом пошёл, – перекидывая через плечо привод дерматома, завёрнутый в стерильную простыню, уточнил Добровольский. – Педаль можно на мою сторону?.. Ага, спасибо.

– Подкрутите сами, сколько надо, – стоя спиной к хирургу и наводя порядок на столике, громко сказала Елена Владимировна. Операционной сестрой она была образцовой – такого высокого уровня ассистенции хирург раньше не видел. Девочку из медучилища в их районной больнице приходилось самостоятельно учить всему практически с азов, а за пожилой Марьей Дмитриевной надо было незаметно нюхать все шарики, чтобы она ничего не перепутала.

«Сколько надо» – это Елена Владимировна сказала про дерматом. Точнее, про толщину лоскута. Максим повернул устройство регулировочным винтом к себе, подкрутил на «ноль тридцать пять», зафиксировал.

– А куда ходили? – не унималась Варя. Ей сейчас делать было нечего, анестезиолог после вводного наркоза вышел позвонить в коридор, она сидела на стульчике и скучала.

– В заповедник, – ответил Добровольский, протягивая руку. Наташа, операционная санитарка, налила ему в ладонь немного вазелинового масла, Максим быстро пронёс его над столом и размазал по ноге пациента – там, откуда собирался брать лоскуты. – У нас же тут заповедников хватает, между прочим, – уточнил он. – И национальных парков всяких.

– И как, понравилось? – Елена Владимировна поднесла столик с инструментами поближе, но оставила пока в стороне. Всё, что им с Максимом могло сейчас понадобиться, она либо положила рядом с операционным полем, либо держала в руках.

– Давай я возьму сначала, а потом расскажу?

Не дожидаясь согласия, он наклонился над ногой пациента и посмотрел на Елену.

– Готова?

Она молча показала пинцет в своих руках.

– Можно? – это был уже вопрос к Варе.

– Можно, – кивнула она. – Уже давно можно.

Максим бросил последний взгляд на татуировку в виде какой-то непонятной лошади с крыльями на бедре пациента, нажал педаль, ощутил не очень быстрое, но ровное вращение диска лезвия в дерматоме и приложил его к коже. Елена быстро подхватила кончик лоскута и потянула на себя, после чего Добровольский двинул рукой с инструментом вверх по бедру. Медсестра вытягивала кожу, не позволяя ей встретиться с вращающимися деталями, а Максим следил за траекторией. Дисковый дерматом хоть и скользил по маслу, но из-за центробежной силы все время норовил уйти в сторону по направлению вращения. Через сантиметров двадцать от начала Добровольский приподнял край диска, отсёк – и лоскут остался у Елены в лапках пинцета. Она быстро поместила снятую кожу в банку с физраствором и приготовилась к продолжению.

Быстро наливающийся кровавой росой прямоугольник «донорского места» был идеален. Добровольский оценил его, взглянул на операционную сестру и пошёл на второй заход.

Когда все четыре лоскута лежали на дне банки, Елена Владимировна набросила на раны салфетку с перекисью, а сама отошла к перфоратору.

– Сразу предупреждаю, – услышал Максим. – Перфоратор уже на свалку пора. Ножи никакущие. По краю вообще не режут. Так что смотрите сами, хватит вам кожи или нет.

– Что ж делать, Леночка, – пожал плечами хирург. – Посмотрим, что выйдет. Вся надежда на твои золотые руки.

– «Леночка»… Я в ваших лоскутах лишние дырки не прогрызу, – буркнула сестра. – И вообще, могли бы и сами на перфораторе поработать.

Она взяла в руку салфетку, чтобы сделать подобие защитной прослойки между перчаткой и ручкой перфоратора.

– У меня скоро мозоли будут от этой хреновины, – добавила она перед первым оборотом. – Привыкли, что я тут все сама да сама.

– Зато у тебя, Лена, с правой руки удар, наверное, как у боксёра, – включилась в разговор Варя, оторвавшись от смартфона. – Ты столько этих лоскутов здесь открутила.

– Мне от этого… не легче… – сопела Елена Владимировна, пропуская первый через множество ножей, превращающих сплошной кусок кожи в подобие советской авоськи. Максим подошёл поближе, посмотрел на то, как с другой стороны дерматома вылезает сетчатый лоскут, подхватил его пинцетом и отправил в банку.

– Давай я сам. – Он легонько отодвинул Лену. – Больно смотреть.

Она разогнулась и протянула ему салфетку:

– Без неё никак, порвёте перчатку.

Добровольский достал из банки следующий лоскут и вдруг заметил:

– Странная какая ручка у перфоратора. Как будто вентиль на кране водопроводном.

– Так это и есть кран, – усмехнулась медсестра. – Родная ручка уже давно отвалилась. Ему лет десять, не меньше. Нам уже три года его из заявки вычёркивают – вот и выходим из положения как можем.

Добровольский разгладил очередной фрагмент кожи где пальцем, где пинцетом и принялся вращать ручку. Уже со второго оборота уважение Максима к Елене Владимировне выросло приблизительно вдвое и продолжило увеличиваться с каждым движением руки. Усталость в мышцах предплечья накапливалась в геометрической прогрессии. Он следил за тем, как лоскут проходил через ножи, и чувствовал, что после третьего запросто можно словить синдром де Кервена и долго потом маяться воспалением сухожилия первого пальца.

Из коридора тем временем вернулся Балашов.

– Две колонухи ещё сегодня, – с ходу сказал он Варе, имея в виду колоноскопии под наркозом. – Сходишь?

– Больше некому?

– Есть варианты? – развёл руками Балашов. – Оптимизация здравоохранения, если ты не в курсе. Пирогов с Боткиным и не предполагали…

– Пирогов не работал с ФОМСом, – ненадолго прервавшись, разогнулся от перфоратора Добровольский. – И слава богу, наверное. Представляешь, сколько ему штрафов выкатили бы по Крымской войне? За одну только гильотинную ампутацию.

– Это ещё почему? – удивился Балашов.

– Потому что она повторной госпитализации требует. – Максим взялся за последний лоскут. – А это дефект, между прочим.

Виталий слегка приподнял брови, оценивая услышанное. Потом подошёл к подоконнику с разложенными там протоколами и историями болезни, посмотрел на пациента, перевёл взгляд на аппарат, нажал на нём пару кнопок и достал из кармана телефон.

Добровольский закончил перфорацию кожи, взял банку с лоскутами и вернулся к столу. Ирина подготовила ему пинцеты, ножницы и два степлера.

– Так вот, – продолжил он рассказ, как будто и не было в нём паузы. – Сходил я в поход. Для разнообразия.

Он откинул стерильную простыню, обнажив раны на груди и правой руке пациента, расположил поближе банку и достал из неё первый лоскут.

– Народ подобрался по возрасту, молчаливый, – укладывая