— Так ты обвиняешь прославленных римских легионеров во взяточничестве?! — Петроний шагнул к Анне и схватил его за грудки. Легко приподнял коротышку над землей. Храмовая стража качнула копьями, мы тут же взялись за мечи. Шаткое равновесие покачнулось, но все же устояло.

— Нее. т — прохрипел иудей, хватаясь руками за наручи Петрония — Этого я не говорил!

Пока центурион воспитывал Анну, я прислушивался к Слову. Оно звало, требовало. Меня просто тянуло немедленно зайти в пещеру!

— Я сейчас сорву твою печать — Петроний опустил коротышку на землю — Войду и сам осмотрю тело. Ясно?! А потом запечатаю вход в гробницу своей печатью.

Иосиф с Никодимом насупились, но промолчали. Спорить с центурионом было себе дороже.

— И со мной свидетельствовать пойдут… — центурион обернулся к нам — Гней и… ты Марк.

Я вздрогнул, когда Слово в моей голове разразилось победным звоном.

Петроний сорвал печать, брезгливо отбросил ее в ноги первосвященнику. Мы с Гнеем тем временем, дружно навалились на валун, и с огромным трудом откатили его в сторону, открывая проход в пещеру. И тут я пошатнулся, хватаясь рукой за скалу, потому что из пещеры вдруг ударил такой концентрированный поток Света, что я на секунду ослеп.

— Марк, что с тобой? — мне на плечо легла рука центуриона — Выглядишь бледным — краше в гроб кладут. Иди обратно, позови вместо себя Диона.

— Нет, я… справлюсь — Слово в голове совсем сошло с ума. Звучало оно так громко, что казалось, вот-вот оглохну. И при всем желании я уже не смог бы туда не пойти.

Первым в пещеру зашел Петроний. За ним Гней. Третьим я. Внутри яркий сияющий Свет стал более мягким, приглушенным. Я машинально перекрестился, медленно подошел к вырубленному в камне гробу. Нет, ну, неужели легионеры сами не видят как сияет тело Христа?! Мне что — одному это доступно?!

Воздух в пещере был густо пропитан благовониями, а тело, лежащее на каменном ложе, плотно обвито широкими лентами, словно большой кокон. Сверху его еще и обернули плащаницей. Мой взгляд невольно остановился там, где под плащаницей находилась голова мессии. По телу вдруг побежали мурашки, словно сквозняком потянуло, а короткие волосы встали на загривке дыбом. Сквозь плащаницу проступило удивительно прекрасное мужское лицо, на которое хотелось смотреть вечно. И почему-то опять это видел только я один. Хотя легионеры видимо что-то тоже почувствовали.

— Центурион — произнес запнувшись Гней — Мне тут что-то не по себе, пойдем уже…

— Мурашки по коже — согласился Петроний — Марк, ты чего рукой у груди водишь, сердце прихватило?

— Мессия умер за нас всех на кресте…

Эти слова вырвались помимо моей воли, и я вдруг почувствовал, как Свет полностью заполняет меня до краев, входя при этом в странную, необычную гармонию со звучащим Словом. Мгновенно зажил пораненный язык во рту, тело наполнилось энергией до такой степени, что казалось еще вот-вот и взлечу. Я стал различать самые мелкие детали этой пещеры. Вот стоит рядом с гробом деревянный кубок. Неужели это знаменитый Грааль, в который собрали кровь Христа после распятия? А вот мраморная плита с древними символами. На ней Никодим бальзамировал и пеленал Христа

—…значит, Крест это знамение и символ его — сумбурно закончил я мысль — он защищает и очищает.

— Пошли-ка отсюда, парни — центурион попятился к выходу — В каких только переделках я не был, но такого еще не видел…

— Марк! — испуганно воскликнул Гней — Смотри, у тебя руки светятся!

Я опустил растерянный взгляд на ладони. Они и правда слегка светились.

— Отраженное излучение — пробормотал я про себя, тоже пятясь к выходу из пещеры.

— Эй, римляне! — на выходе раздался противный голос Анны — А вы заглядывали под пелены? С этих сектантов станется подменить труп своего лже пророка!

Время замедлилось, звуки отдалились и стали тягучими. Еле слышно потрескивали факелы в руках храмовой стражи, люди словно превратились в мух, застывших в янтаре. Под грозное звучание Слова, я медленно, повернулся к замершему передо мной Анне. Левой рукой схватил его за нижнюю челюсть, резко дернул вверх. Правой выхватил кинжал из ножен, после чего сверху вниз, сквозь сжатые зубы ударил клинком в рот Анне. В последний момент меня попытался перехватить Петроний. Но он двигался слишком медленно, слишком предсказуемо. Я просто отвел руку вместе с лицом фарисея в сторону и полоснул во рту кинжалом слева направо. Анна только начал кричать, храмовая стража и легионеры сделали первый шаг в нашу сторону, а я уже вырезал коротышке язык. Я?! Вырезал?!!

Увернувшись от Петрония и присоединившегося к нему Гнея, я перекинул кинжал в левую руку, выхватил меч, и одним прыжком вскочил на камень. Поднял гладиус вверх, к небу. И направил свет, что жил внутри меня, в свой клинок. Он полыхнул ослепительно белым. Легионеры, Никодим с Иосифом — все закричали, закрывая глаза руками. Стражники так и вовсе попадали на землю, потеряв сознание. Что я творю…?!

Уважаемые читатели! Я почувствовал, что ко 2-й и последующим главам необходимо дать пояснение. Да, сейчас в сюжете много мистики и чудес. А дальше будет еще больше. Такая вот уж эпоха, а также известные всем события. Многие из вас читали Евангелия и прекрасно понимают о чем речь. Игнорировать это я просто не могу. Но хочу заверить, что во второй части романа мистики и чудес практически не будет. Это тоже связано с некоторыми сюжетными поворотами, которые уже придуманы. Принимайте, пожалуйста, решения о чтении с учетом вышеизложенного.

Спустя час мы сидели возле костра и варили на огне кашу. Обыкновенные бобы с кусочками сушеного мяса. Двух легионеров из контуберния Петроний поставил в караул, еще двоих отправил в дальний дозор по саду. Храмовая стража, когда очнулась, быстро подобрала стонущего, окровавленного Анну и, опасливо оглядываясь, на подгибающихся ногах умотала в город. Я все еще не мог прийти в себя от произошедшего и находился в подавленном состоянии.

— Bene, vos fecit Mark pulticula — произнес вздыхая Петроний. Оказывается, и на латыни был аналог русской пословицы про “заварить кашу”.

“…И внял я неба содроганье,

И горний ангелов полет,

И гад морских подводный ход,

И дольней лозы прозябанье…”

Пришли мне на ум известные стихи. Я посмотрел на звездное небо и закончил вслух:

- И он к устам моим приник,

И вырвал грешный мой язык…

Что со мной произошло? Откуда такая жестокость? Как вообще мог подобное сотворить? Да, и я ли это был…? Так жестоко мог бы поступить легионер Марк, но никак не журналист Алексей Русин. И уж тем более не историк Трофим Денисович Черкасов. Душа из одной реальности — тело из другой, Логос и Свет. Все смешалось…

— Что это? На каком языке ты сейчас говорил? — обеспокоенно спросил Гней