поняла, как она мучается. Я же обычно очень долго терплю, прежде чем пожалуюсь кому-нибудь на боль.

— С матерью не спорят, — сказал он потеплевшим голосом то ли в шутку, то ли всерьез и наконец-то улыбнулся.

Я вглядывалась в черты его лица, пытаясь понять, что заставляет пожилого мужчину день за днем беспрекословно капать глазные капли в глаза своей старой матери. Наконец я спросила, откуда он родом.

— Мы — курдские евреи из Ирака, — ответил он без малейшего стеснения, но и без гордости.

Об образовании я предпочла не спрашивать, чувствуя, что в этом случае раскроется мое опасное превосходство. В графе «образование» на сайте знакомств он написал: «школьное». По всей вероятности, школа с каким-нибудь автомобильным или строительным уклоном. По мне было видно, что я ашкеназка. Я не стала говорить, что мои родители из Румынии, я все еще стеснялась этого…

— Так что насчет заскочить посмотреть мою квартиру? — спросила я нарочито легко, словно речь шла о продаже или сдаче ее в аренду. Автомобиль я на этот раз не упомянула.

— Конечно, почему нет, — ответил он спокойным низким голосом, отодвигая тарелку и придвигая к себе кофе и бурекас.

— Черный кофе вы получите у меня дома! — произнесла я и засмеялась, пытаясь скрыть свое патологическое нетерпение.

Он бросил прощальный взгляд на кофе с бурекасом и решительно поднялся. Я одарила его широкой улыбкой. К нам подошла официантка, и мы оба полезли за кредитными карточками, чтобы заплатить, но я оказалась проворней. Он начал было возражать, однако в конце концов уступил. Мне хотелось дать ему понять, что я не нуждаюсь в финансовой поддержке и у меня нет ни малейшего намерения использовать его. Я обратила внимание на его длинные пальцы с прямоугольными ногтями, и это почему-то взволновало меня. В голове пронеслось, что моя попытка выглядеть женственной и беспомощной провалилась. Так же, как и попытка не быть высокомерной. Не надо было торопиться с кредиткой и предлагать посетить мою квартиру. Ведь все, что там можно увидеть — старинная мебель, ковры, фортепьяно, картины, — говорит о моем изысканном вкусе и о превосходстве над простыми людьми.

Когда он встал со стула, я увидела, что на нем черные отглаженные брюки из не слишком дорогого материала, простой кожаный ремень с широкой металлической пряжкой. Обратила внимание, что у него совсем нет живота и что роста он действительно невысокого, но, похоже, регулярно посещает тренажерный зал.

На узком тротуаре я пошла вперед, нарочно покачивая бедрами. Я сама не знала, хочу ли я близости с Эли, но мне было понятно, что без секса не о чем говорить, что секс — часть сделки и что в моем возрасте нет смысла тратить время на игру в скромность. Реагируя на мужчину, мое тело умело и уверенно выражало себя в походке, словно опытный солист, полагающийся на мужской организм, как на личный музыкальный инструмент. Оно продолжало делать свое дело и когда мы пришли ко мне домой.

В привычной обстановке оно растаяло, как подогретый шоколад, желая получить удовольствие. В квартире еще стоял запах сваренной на пару цветной капусты, которую я приготовила перед тем, как пойти на свидание. От соседей сверху доносились приглушенные звуки. Похоже, соседские дети осваивали трехколесный велосипед. Потом мы услышали долгий капризный крик ребенка. Эли поднял голову, но ничего не сказал.

— Ну что тут поделаешь! — сказала я, поднимая глаза к потолку.

— Все нормально, — сказал он.

Интересно, станет ли он, как большинство людей, попадающих в мою квартиру впервые, восторгаться ею. Странным, может быть, немного пестрым стилем домашней мебели — сочетанием классической Европы, России, Индии и Турции. Он похвалил розовые стены и старинные плиты пола, спросил, моя ли это собственная квартира или съемная, посчитал количество комнат, площадь, высоту потолков.

— У вас есть стремянка?

— Для чего? — удивилась я.

— В этой вашей антикварной люстре со стеклянными сосульками не хватает одной лампочки, видите? У вас нет такой запасной?

— Не уверена, — ответила я.

Он пошел в туалет, нашел там полку, на которой стояла коробка с электрическими лампочками, взял одну, забрался на стремянку, выкрутил перегоревшую лампочку и вкрутил новую. Спустился, сложил стремянку и поставил ее на место. Что он хотел этим сказать? Я не знала, как отнестись к этому в данной ситуации.

Когда мы оказались в спальне, я обнажила плечо и вопросительно посмотрела на него, не оставляя ему выхода. У него все получилось, но без блеска. Меня это не огорчило. Некоторым мешают шумы, некоторым — запах цветной капусты… Он не выглядел смущенным. Я хотела угостить его обещанным кофе, но он решительно отказался.

Открывая входную дверь, я думала о том, что же будет дальше.

— Когда можно будет снова увидеть вас? — спросил он без улыбки.

Его серьезность покорила мое сердце, но мне захотелось проверить его.

— Смотрите, — ответила я, — завтра вечером я иду на концерт, начинается он в восемь. Не хотите ли присоединиться?

Я не спросила, был ли он хоть раз в жизни на концерте классической музыки, потому что ответ был ясен. Зачем же я приглашаю его? Не лучше ли продолжать ходить на концерты одной? И что скажут мои знакомые, увидев меня с ним?

— Почему бы и нет… — произнес он каким-то расслабленным голосом. — В семь я заканчиваю курс вождения. Это меня наказали за нарушение дорожных правил. Вы можете за мной заехать?

Я ответила согласием. Может, он и вправду хочет увидеть мой Rolls-Royce Mini, который я забыла показать ему? Надо было бы сказать ему, как следует одеться на концерт, но я и это забыла.

— Хорошо. Так я сейчас пойду к маме закапать ей глазные капли, — сказал он.

— Сколько лет вашей маме? — спросила я с поддельным участием.

— На ханукальной неделе ей исполнится девяносто четыре.

— Как она себя чувствует?

— Вполне прилично. Ходит с ходунками.

— У нее есть помощница?

— Она не хочет. Мы приходим к ней каждый день. Сестра наводит порядок в доме, моет ее, делает прическу и маникюр, готовит еду. Брат покупает продукты, а я чиню, если что-то сломается, и слушаю ее истории.

— Истории? У нее есть истории?

— Еще какие! Она была девочкой, когда здесь хозяйничали турки. Потом она освоила азбуку и записала свои истории, их даже в газете напечатали.

— В какой газете?

— Не помню названия. Это было давно, когда мы были маленькими. Мы начали учиться в школе, и она вместе с нами выучилась читать и писать.

Он говорил о своей матери с такой гордостью, словно она была каким-нибудь Моцартом или Бахом.

На следующий