также пешком. Дорога же проходила в основном по холмистой местности, и в Пенуконду они прибыли уже весьма усталыми. Испытания длились три дня. Детей поселили в некоем подобии общежития. Вскоре среди них разгорелся спор о том, кто все эти дни будет дежурить на кухне и готовить есть. Вопрос был не праздным: ведь учителя были заняты, а дети не умели готовить. Тогда Сатья вышел вперед и сказал:

— Не стоит спорить. Готовить буду я. Моему деду нравится, как я это делаю, так что, думаю, понравится и вам.

Все три дня Сатья самостоятельно готовил на двадцать человек и ни разу не попросил ничьей помощи. Времени, чтобы заглянуть в учебники и подготовиться к экзаменам, у него совсем не оставалось. Не посещал он и специальные занятия, которые вели опытные учителя из Пенуконды.

Но когда через несколько недель стали известны результаты тестов, выяснилось, что из восемнадцати державших испытание детей в среднюю школу принят только Сатья.

Его учитель Шри В. К. Кондаппа вспоминал, что Сатья «был очень послушным и простым и никогда не говорил ничего лишнего». Обычно он приходил в школу пораньше, собирал детей, ставил какое-нибудь изображение божества — фигуру или картинку, проводил пуджу (молитву благодарности) с цветами, которые приносил с собой, совершал арати (обряд с возжиганием огня) и угощал всех прасадом (пищей, посвященной богам и раздающейся присутствующим). Дети собирались вокруг него еще и с тем, чтобы получить различные сладости, вынимаемые им из сумки, которая только что вроде бы была пустой. Когда же его спрашивали, откуда все это берется, он объяснял, что некая Грама Шакти, одна из деревенских богинь, послушна его воле и посылает ему то, что он пожелает. Из этой же сумки он был готов всегда извлечь резинку или карандаш, если кто-то забывал их дома.

Несколько мальчишек постарше, которые каждое утро преодолевали вместе с Сатьей путь от Путтапарти до Буккапатнамы, невзлюбили его. Им казалось, что он слишком «правильный» и «послушный». Практически каждый день по дороге в школу они пытались проучить его: таскали по песку, портили одежду, а во время разлива реки с удовольствием отправляли его «немного поплавать». Однако Сатья стоически терпел все унижения и никогда никому не жаловался, говоря, что это всего лишь «мальчишеская глупость» и он не испытывает обиды.

Однажды на одном из первых уроков английского языка учитель попросил учеников описать великолепие и красоту Индии. Класс затих. Английским крестьянские дети владели недостаточно, к тому же о своей стране они почти ничего не знали. Учитель начал грозить всем страшными карами, и Сатья, чтобы выручить остальных, встал и сказал по-английски: «Индия с ее долинами, высокими горами, большими реками с множеством притоков прекрасна». Учителя этот ответ устроил, он похвалил Сатью и решил, что теперь знающий ученик должен наказать остальных, ленивых. Сатья был должен надавать всем пощечин. Учитель объяснил ему, как это делать, на примере одного высокого мальчишки:

— Ухвати его за нос левой рукой, чтобы он не крутил головой, а правой бей его по щекам!

«В классе было человек тридцать, — вспоминает Саи Баба, — некоторые гораздо выше меня, и мне приходилось взбираться на парту, чтобы исполнить свою самую неприятную и непопулярную обязанность. Но я не мог заставить себя бить так сильно, как хотелось учителю, и мои удары мягко ложились на щеки. Учитель разгневался, подозвал меня и крикнул: "Разве я просил, чтобы ты украшал им щеки куркумой? Я велел тебе побить их. И сейчас покажу как". Он взял меня за нос и стал отсчитывать наносимые удары — что-то около тридцати, — пока не остановился. Я терпел молча, так как нельзя было ни оскорблять, ни унижать учителя. Моей виной было смягчение назначенного им наказания, хотя высокая оценка моего знания географии и истории Индии казалась абсурдной».

Обычно на уроках, как вспоминают многие учителя, активностью Сатья не отличался. Он тихо сидел и занимался своими делами: сочинял бхаджаны, молитвы в форме песен или составлял цепочки из 108 имен Бога, переписывая их на листочках, чтобы потом распределить между одноклассниками.

Один из учителей, проводивший урок, заметил, что Сатья сидит и о чем-то думает.

— Встаньте все, — строго сказал он, — кто не записывает мои слова!

Встал только Сатья.

— Мне нет смысла их записывать, сэр, — объяснил он, — я и так знаю все, что вы говорите. Можете спросить меня, и я отвечу на любой вопрос!

Но учитель не стал его спрашивать, а наказал, велев мальчику встать на скамейку и находиться в таком положении до окончания уроков.

Следующим уроком был английский. Вел его другой учитель, Джанаб Мабуб Хан, человек духовно развитый и просто обожавший Сатью. Он постоянно приносил ему из дома сладости и часто говорил, что «этот мальчик сможет помочь тысячам людей. Я чувствую в нем небывалую духовную силу».

Когда Хан вошел в класс, он обнаружил стоящего на скамейке Сатью и все еще находящегося в классе прежнего учителя.

— Извините, мне кажется, что сейчас мой урок…

— Да, я знаю, — прошептал смущенный учитель, — но я не могу встать…

— То есть как?

— Когда я пытаюсь подняться, стул следует за мной, я словно прилип к нему…

Хан махнул рукой в сторону Сатьи:

— Займи свое место!

Как только мальчик слез со скамейки, стул мгновенно «отклеился» от преподавателя, и тот смог покинуть класс. Спустя годы, вспоминая эту историю, Баба говорил, что это была не детская обида и, ни в коем случае, не маленькая месть, а просто попытка объяснить учителю, кто есть кто на самом деле.

Создание ансамбля «Пандари бхаджан»

Сыновья Кондамы Раджу и одна из его дочерей жили вместе, и Сатья рос в большом кругу детей. Кто-то взрослел и покидал родительский дом, а кто-то только рождался, и всегда во дворе Раджу был целый детский сад: 18–20 детей.

Кондама Раджу вспоминал, что на ярмарке в Буккапатнаме семья вскладчину покупала ткани и потом звала портного, чтобы тот сшил детям