Долго ломать голову над тем, откуда приглашать мастеров, не пришлось — сразу же за стенами Кремля в квартале «сурожских гостей» один за другим росли каменные дома крымских купцов. Первым во всей Москве возвел частный каменный дом сурожанин Федор Таракан, отстроивший свою усадьбу из камня и кирпича подле самого Кремля, прямо у Фроловских (Спасских) ворот крепости. Вслед за ним и другие «сурожские гости» стали возводить «каменное строение». Любопытная примета времени заключалась в том, что в этих хоромах владельцы не жили. «Каменные палаты», являясь символами зажиточности, использовались в качестве приемных залов, контор торговых фирм, хранилищ денег, документов, книг и прочего, что тогда считалось ценностью и стоило дорого, а для жительства по-прежнему ставились деревянные терема.

Пригласить мастеров-итальянцев поручили дьяку Семену Толбузину, энергичному чиновнику, знавшему иноземные обычаи и латинский язык. Он стал первым природным русским, отправленным послом в Италию, — прежде туда слали только итальянцев или греков. По мере укрепления связей с итальянцами в Кремле уже не путали имена римских пап и много лучше ориентировались в политической ситуации.

Посол Толбузин официально ехал в Венецию в ответ на посольство, которое в Москве принимали перед этим весной, а не афишируемой частью данного ему поручения являлось приглашение инженера и архитектора Аристотеля Фьораванти на русскую службу. Тонкость заключалось в том, что знаменитый инженер римскими властями подозревался в причастности к изготовлению фальшивых денег и в 1473 году его посадили в тюрьму, а покуда он обретался в римском узилище, коммуна (орган городского управления) родной Болоньи, пославшая его работать в Рим, успела отречься от него. Все прежние заслуги Фьораванти — а он немало строил, лил колокола и пушки, устраивал шлюзы, возводил фортификационные сооружения — предпочли забыть. Покрывшего себя позором подозрений инженера лишили должностей и содержания до окончания расследования, а если оно окажется верным, то навсегда. К человеку, находящемуся под следствием в Риме и уже осужденному в Болонье, посылать послом итальянца или грека, который должен был увезти его в далекую страну, было не совсем удобно. Иное дело, если исполнителем такого поручения был приезжий москвич — в случае осложнений с него и взятки гладки!

В те же дни Фьораванти «обрабатывал» посланец турецкого султана, звавшего мастера в Константинополь, но дьяк Толбузин «перебил цену». В Италию он явился не с пустыми руками — ему выдали 700 рублей из княжеской казны и наказали «рядить муроля (строителя стен) по 10 рублев на месяц». Это были очень большие деньги. Устоять перед таким предложением человеку, на старости лет лишившемуся репутации, должностей и доходов, было невозможно.

С караваном посла Толбузина мастер Аристотель, которому шел шестидесятый год, его сын Андреа и ученик Пьет-ро отправились в Москву, куда добрались спустя три месяца, явившись прямо к Пасхе 1475 года. После праздников Фьораванти осмотрел развалины собора и также поругал известь и кирпич, после чего отправился искать подходящую глину. Вскоре он нашел то, что ему было нужно, в ближней окрестности города, подле Андроникова монастыря, где по указаниям синьора инженера стали устраивать завод для изготовления прочного кирпича стандартного размера. Белый камень для собора решено было брать в каменоломнях на реке Пахре, у села Верхнее Мячково.

Тем временем в Кремле началась разборка рухнувших стен собора — тут итальянцы применили «баран», окованное железом бревно, подвешенное на треноге. Дело пошло так быстро, что обломки не успевали вывозить. Великий князь требовал, чтобы собор в точности соответствовал канонам православного храма и был выстроен в стиле, близком национальному духу. Пока заготавливались кирпич, камень и известь, для того чтобы было понятнее, чего требуется от мастера, синьора Аристотеля отправили в ознакомительную поездку во Владимир, где от прежних времен остались каменный собор и несколько церквей, которые можно было принять за образцы. По возвращении из этого вояжа Фьораванти приступил к постройке, применив неизвестную в Москве новацию — вбитые в дно котлована дубовые сваи. Фундамент из белого камня заложили на глубине двух саженей (почти четыре с половиной метра). При строительстве сочетали кирпичную и каменную кладки, для связок использовали не деревянные, а металлические балки. Возводя стены, поднимали сразу и кирпичные столпы, на которые должен был опираться свод. При строительстве применяли подъемные машины, разборную опалубку и другие неизвестные прежде русским приемы и технические приспособления. Важным был секрет известкового раствора, которым скреплялась кладка, привезенный итальянцами, про него в летописи сказано так: «…известь же густо повелели мотыгами мешати, и яко наутро засохнет, то ножом неможно расколупати».

Работы шли хорошими темпами, и уже к 1477 году громадный собор был построен, но еще два года продолжалась внутренняя отделка храма, прежде чем 12 августа 1479 года митрополит Московский Геронтий торжественно освятил его.

Мастер Аристотель составил план «каменного строения», но сам уже ничего в Москве не возводил, занявшись работой по металлу. Он устроил для князя Пушечный двор; с пушками, пищалями и тюфяками, отлитыми под его руководством, маэстро Аристотель принимал участие в походе 1482 года на Новгород, командуя всей княжеской артиллерией. В том же походе он построил прочный понтонный мост через Волхов, за что был обласкан и награжден. Инженер получал около фунта серебра в месяц, имел богатый дом и почет при дворе, однако, когда он пожелал искать счастья при дворе миланского герцога Сфорца, давно звавшего его на службу, это весьма рассердило московского князя. Впрочем, опала была недолгой — князь готовился к новым походам, опытный артиллерист и военный инженер ему был очень нужен. В свою очередь, и старый мастер умерил норов, согласившись служить князю и впредь. Он принимал участие в походе на Тверь в 1485 году, а позже, продолжая распоряжаться на Пушечном дворе, занимался чеканкой монеты. Постепенно имя Фьораванти пропало из русских документов и не всплывает в итальянских, что дает основания предположить, что умер он в Москве своей смертью в преклонных летах.

За время своего правления великий князь Иван сумел привести под свою руку множество окрестных владений. Княжество усилилось настолько, что подданство Золотой Орде, слабевшей с каждым годом, стало слишком тяготить московского князя. Женитьба на греческой принцессе только усилила амбиции Ивана — при определенной игре политических курсов если не он сам, то его дети вполне могли претендовать на византийский престол, если бы удалось отвоевать Константинополь у турок. Супруга князя всячески подогревала эти настроения и настраивала мужа против татар, начав с того, что добилась удаления их дворов из Кремля, присоветовала каждый раз, когда надо было принимать ордынских послов, сказываться больным и уклоняться от участия в церемонии.

После целого ряда демонстративно пренебрежительных акций в отношении Орды и хана Ахмата конфликт перерос в военное противостояние, которое вылилось в знаменитое «стояние» на берегах Угры осенью 1480 года. До самых морозов два войска, разделенные рекой, стояли друг против друга, собирая союзников и метая ядра через реку. Так и не решившись на переправу, хан Ахмат приказал покинуть русские пределы без боя. Ордынское войско отступило к устьям Дона, где встало на зимовку, но в начале января 1479 года на ставку Ахмата напал ногайский хан Ибак, разбил ордынцев, собственноручно заколол Ахмата и захватил богатую добычу. Эти события привели к распаду Золотой Орды на несколько государств, ни одно из которых не могло тягаться военной мощью с Московским княжеством.