Затем еретиков отправили в Новгород, к архиепископу Геннадию, для духовного увещания. Вместе с тем митрополит распорядился начать следствие в отношении тех, кого архиепископ занес в представленные им списки «жидовствующих». И вскоре уже в распоряжении архиепископа Геннадия оказалось немало показаний. Главный идеолог «жидовствующих» Схария все еще жил в Новгороде, но с него взятки были гладки — иностранный купец, ведший большой торг, он был защищен всеми законами торговли. Духовная власть не могла предъявить ему претензий, так как Схария был иудей и, исповедуя свою веру, никаких законов православной церкви не нарушал. Ну, а то, что его слушали и ему следовали, так то вина тех, кто находил возможным, услышав, предать свою веру.

С теми из совращенных «жидовствующими», кто раскаялся, поступали довольно мягко — на них наложили епитимью, запретив входить в храмы во время службы, заставляя стоять у паперти, прислушиваясь к происходящему внутри. Упорствующих — а такие встречались — наместник наказывал по светскому закону, потчуя «кнутием». Такое положение дел в Новгороде продолжалось, покуда не прошел слух, что дьяк Курицын вернулся из венского вояжа. Как только об этом стало известно, многие еретики сбежали в Москву. Оказалось, что каялись они притворно.

И снова пошли в столицу грамоты с обвинениями, показаниями и прочими подробностями следствия. Но ответа на них не было. Сказывалась ли старая неприязнь Геронтия к Геннадию — а отношения у них были непростые, — либо позиции «жидовствующих» в Кремле стали как никогда крепки, но в конце концов архиепископ понял, что на помощь Москвы ему уповать не приходится. Покровители еретиков блокировали любые обвинения Геннадия и сами переходили в наступление. Сосланный архиепископом Геннадием в дальнюю пустынь чернец Захарий был возвращен в свой монастырь в Немчинове, откуда он в 1487 году отбыл в Москву, прижился там и рассылал в разные места грамоты, в которых называл Геннадия Гонзова еретиком.

О тогдашнем положении дел в Московском государстве говорит такой факт: после смерти Геронтия митрополитом в сентябре 1490 года был поставлен архимандрит московского Симонова монастыря Зосима, сам уже давно ставший тайным «жидовствующим».

Возведение на кафедру Зосимы сопровождалось грубейшим попранием обычаев — митрополита должны были избрать епископы, но, опасаясь назревавшего скандала, великий князь по наущению покровителей беззаконного претендента, не допустил приезда в Москву на выборы архиепископа Геннадия. Остальным, более покладистым, «выкрутили руки», понудив «выбрать уже выбранного», — Зосима поселился на митрополичьем дворе, прежде чем состоялось его утверждение на митрополичьей кафедре, в чем явно проявилась княжеская воля.

Архиепископ Геннадий, однако, не думал сдаваться. Не имея успеха в Москве, он пришел к выводу, что нужно сокрушить учение караимской секты, обличив его в религиозной полемике. Тут-то и пригодился прибывший в Новгород Никола Бюлов. Немецкий ученый довольно скоро исполнил ту работу, ради которой приехал; при этом им был найден математический ключ, который давал возможность составления «вечной пасхалии»: выяснилось, что по истечении периода в 532 года числа Пасхи повторяются в том же порядке, в каком они шли в предыдущем периоде.

Но кроме того, Бюлов, легко овладевший русским языком, и ряд других книжников по просьбе архиепископа Геннадия отыскали и перевели полемические книги: «Магистра Николая Делира, чина меньших феологии последователя, прекраснейшие стязания, иудейское безверие в православной вере похуляюще»; «Обличение Самоила Евреина на богоотметные жидове, обличительно пророческих речьми глав 25» и «Иаков жидовин, вера и противление крестившихся иудей во Африкии и Карфагене», специально предназначавшихся для обличения ереси «жидовствующих».

Кроме иноземцев архиепископ Геннадий привлек к сложной и кропотливой работе русского переводчика Дмитрия Герасимова, знавшего латинский и немецкий языки. По заданию архиепископа Герасимов два года провел в Венеции и Риме, подбирая нужные полемические материалы. Он близко сошелся с папским книгохранителем Яковом и получал от него ценные книги, переводы с которых посылал в Новгород.

Одновременно с накоплением материалов против еретиков архиепископ вел активную переписку с другими епископами митрополии и, заручившись их поддержкой, стал добиваться созыва собора «против жидовствующих». Не дожидаясь собора, кое-кто из «жидовствующих» загодя дал стрекача: в Литву бежали московский княжий писец Иван Черный да Игнат Зубов.

Впрочем, остальные строгого наказания избежали; их спасла ловкость митрополита Зосимы, который обернул дело так, что от Бога все присутствующие поставлены не казнить, а обращать к покаянию. В конечном итоге решено было отправить в Новгород протопопа Гавриила, пасквилянта чернеца Захария, первого из совратившихся попа Дионисия; товарищ Дионисия поп Алексей, которого он привел к Схарии, умер года за два до собора. Вместе с главными персонажами собор выслал в Новгород несколько второстепенных сектантов.

Торжествуя победу над давним противником, архиепископ Геннадий распорядился встретить обоз с еретиками за четырнадцать верст от города. Здесь всех осужденных переодели в вывернутые наизнанку одежды, усадили на коней лицом к хвосту, а на головы им водрузили разрисованные пляшущими бесами берестяные островерхие шлемы с мочальными кистями и надписью «се есть сатанинское воинство». В этом нашли отражение консультации архиепископа с посланником германского императора Фридриха III Георгом фон Турна и монахом-доминиканцем Вениамином относительно практики испанской инквизиции. Как мы видим, кое-что — а именно расписные колпаки — сочли возможным перенять.

Снаряженных подобным образом еретиков провезли по улицам Новгорода, после чего колпаки сожгли прямо на головах и разослали их в заточение по разным местам. Несмотря на то что никого из обвиненных в ереси не казнили, действо, устроенное архиепископом, произвело сильнейшее впечатление.

Но для московских «жидовствующих» тогда мало что изменилось. По крайней мере, политическая карьера дважды уличенных в приверженности к еретической секте братьев Курицыных совершенно не пострадала, а уж они, находясь «на самом верху», умели защитить и остальных «жидовствующих».

Секрет неуязвимости братьев Курицыных крылся в близости к князю Ивану, который привык доверять им. Они уверяли князя, что да, была ересь, ее разоблачили и уличили на соборе, но всех виновных выслали к архиепископу Геннадию и строго наказали, а в Москве еретиков теперь нет, а есть только книжники, увлекающиеся науками индивидуумы, которые кажутся невеждам подозрительными в части вопросов исповедания. Убеждать они умели, а старший из братьев, Федор Курицын, кроме административных и политических способностей был еще и наделен писательским талантом. Он один из первых написал книгу о знаменитом персонаже — валашском господаре Владе III Цепеше, известном под прозвищем Дракула, которое ему перешло от отца. Дьяк Курицын, выезжая в Венгрию и иные места по дипломатическим делам, самого графа Цепеша живым не застал — тот погиб в бою с турками под Бухарестом в 1476 году. Тем не менее восемью годами позже дьяк сочинил занимательнейшую повесть «Сказание о воеводе Дракуле». Кроме того, как и многие книжники своего времени, Курицын был незаурядным астрологом; он говорил князю, верившему в астрологию, что церковь вот и это занятие осуждает, но ведь как же оно интересно и сколько в нем пользы! Ведь хорошо же государю и его верным слугам знать все наперед, чтобы выбрать правильное решение! Ну а кому-то это может казаться ересью, вот и ропщут. Но стоит ли обращать на это внимание? Ведь многое из того, что открыто высшими силами избранным, остальным людишкам совершенно недоступно и не нужно им того знать, а потому и слушать их ропот не стоит. Коровы вон тоже мычат, когда их доят, что же, теперь и молока не пить?