в вашей Матрёновке. Переночуете, а завтра с новыми силами в добрый путь.

Груня не стала отказываться. Ей тоже хотелось поговорить с учительницей, расспросить, что пишут в газетах про войну, узнать от неё, знающего человека, какая она, болгарская земля, и какие люди там живут.

Разговору хватило до позднего вечера, и обеим было интересно слушать друг друга.

Ольга Андреевна с уважением глядела на Груню. Малограмотная крестьянская девушка оставляет дом и идёт в далёкую даль. Не ради корысти, а чтобы помочь людям, которые живут за горами, за долами. В тысячах вёрст от родного края. Таких случаев в истории сразу и не припомнишь!

Как и многие русские, Ольга Андреевна душой была в Болгарии. Верила, война с Турцией необходима, чтобы спасти болгарский народ от истребления турецкими завоевателями. Освободительную войну одобряли и учёные, и знаменитые писатели, и художники, и простой народ. В России был брошен клич: «Освободим нашу славянскую сестру!» И создавались народные ополчения, собирали пожертвования для Красного Креста.

Груня слушала Ольгу Андреевну и всё больше утверждалась в своём желании стать сестрой милосердия. Она будет ею, каких бы усилий это ни стоило!

— А ведь на дворе уже ночь, — заметила Соня.

Груня сразу поднялась из-за стола.

— Спасибо за хлеб за соль, за милость вашу, — поблагодарила она хозяйку и Соню.

— Я и не заметила, как стемнело, — удивилась Ольга Андреевна. И, обращаясь к Груне, как-то проникновенно произнесла: — Я верю, Грунечка, всё у вас сбудется. Цель ваша замечательная, и характер есть. Дерзайте! И счастливого вам пути. Не забывайте нас.

«Не забуду, нет», — благодарно подумала Груня и низко поклонилась гостеприимной хозяйке.

ХОРОШИЙ ГОРОД

Чуть рассветало, когда Груня покинула дом учительницы. Её вышла проводить Соня и, прощаясь, дала узелок с едой.

— А это, — протянула она ей узелок побольше, — велела передать тебе Ольга Андреевна. Тут платье. Придёшь в город Орёл, переоденься, чтоб понравиться на курсах сестёр милосердия. — И, дружески улыбнувшись, сказала: — Знаешь поговорку: по одёжке встречают, по разуму провожают. Разум-то ценят потом, а сначала — одёжка. Пускай тебя сразу встретят хорошо.

Груня быстрым движеньем отстранила узелок, в глазах появились сердитые искорки.

— Не надобно мне, — ответила она с обидой, — разве я нищая? У меня своё есть, сама шила.

— Хоть и есть, да деревенское, — возразила Соня и принялась её уговаривать: — Возьми, не гордись, вот увидишь, пригодится в дороге. Не обижай учительницу, она добра тебе желает.

Груня помолчала, вздохнула и взяла платье.

— Передай поклон Ольге Андреевне, душевный она человек. И тебе спасибо за привет и ласку.

Соня проводила её за ворота, прокричала вслед добрые пожелания, помахала рукой, и Груня пошла в сторону Соборной площади.

«Бывают же такие люди, — думала она с благодарностью об учительнице. — Какая обходительная и простая! Сочувствия в ней много к людям, хоть и знатная родом. Вот и брат её тоже добрый. Тот победней живёт — семейство большое, а всё равно готов всем помочь. Пошёл в деревню народ грамоте учить. Спасибо ему».

Город только что начинал просыпаться. Хозяева открывают и привязывают ставни. Хлопают калитки. Переговариваются между собой соседи, вспоминают вчерашнюю ярмарку.

Груня свернула на Киевскую улицу, в глаза бросилась монастырская башня. Видно, про это место говорила Ольга Андреевна: «татарское побоище». Странная башня. Или это только кажется, будто она чуть наклонилась? Не упала бы.

Из большого каменного дома вышла женщина. Заметила, как пристально смотрит Груня на башню, спросила:

— Ты что на неё уставилась?

— Боюсь, не упала бы. Или мне показалось, что она покачивается.

— А, — махнула рукой женщина. — На неё все приезжие заглядываются. Наш сосед, учитель истории, так и совсем называет её падающей башней. Рассказывает, в Италии тоже есть такая падающая. Наша-то не падает, давно, сроду такая.

— И ладно, что не падает, — заметила Груня. — А смотреть на неё интересно. Экое диво!

Она вышла на Соборную площадь, где вчера ещё кипела ярмарка. Сейчас там было пусто, кончился праздник. Лишь двое слепцов топтались на площади, видно, заночевали где-то под лавками. С ними мальчики-поводыри, протирают глаза руками, сладко зевают. Им бы поспать, да доля выпала рано трудиться, на хлеб зарабатывать. Может, из погорельцев они, отправлены на заработки, или из деревни, где неурожай случился.

Бом-бом-бом! — разнеслось торжественно над городом. Груня подняла голову. Бом-бом! Это севские куранты отбили пять утра на колокольне древнего Успенского собора. Доброе предзнаменование: провожают в дорогу торжественным звоном.

Росная тропа привела Груню к речке. У моста она оглянулась и залюбовалась городом. Уютно раскинулся он на холмах, красиво. Далеко ввысь взметнулись золотые купола церквей. Вокруг — цветущие сады. Тихая река Сев уходит к древней крепости. Следы седой древности повсюду: соборы, монастыри, остатки боевых башен, рвы. Город-крепость.

Груня хоть и впервые видит Севск, но он был ей знаком по описанию. Матрёновский учитель, когда посылал её сюда к сестре, рассказал заранее про город, чтобы знала, куда идёт. Память у неё цепкая. Услышит какой-нибудь рассказ или что увидит, на всё время запоминает. Так и про Севск запомнила, какой он, как много испытал вражеских нашествий и всегда оказывался победителем. Очень ей запомнились слова учителя, которые он сам вычитал в исторической книге: «Вельми хороший град Севск. А люди в нём живут доброхотны и приветливы». Так и зацепилось в памяти слово «вельми», то есть «очень», и «град» вместо «город». По-старинному.

Она и сама теперь убедилась: хорошие здесь люди.

Низко поклонилась городу и пожелала всем: «Пусть живут себе, радуются. Да здоровы будут».

СТЕЖКИ-ДОРОЖКИ

Немалый путь предстоял Груне до губернского города Орла. Но если не запугивать себя, не впадать в сомненье: дойду иль нет, окажется, не так уж это и далеко. Дней за пять можно, пожалуй, добраться. И она шла мерным шагом, не пугаясь вёрст. Уморится — сядет, передохнёт в холодке, попьёт воды из родника или речки, перекусит, что найдётся. И снова в путь-дорогу.

От Севска до Комаричей сорок вёрст. Их одолела Груня как-то незаметно. От Комаричей до Кром вёрст семьдесят, остались за спиной и они. Вот уже от Кром к Орлу зашагала. Люди сказали, вёрст сорок до него осталось.

Идёт себе Груня, всё идёт. И дни отлетают, как птицы по осени. Куда они исчезают? И отчего так быстро уходят? Или они стали короче? Время сократилось?

Только звёздочка зоревая поманит за собой, глядь, уж вечер подступил. Месяц, круты рожки, выглянул. Над ним звезда-путеводительница