Ах, вот кто она такая!

— Мы очень мало знакомы. Моника сказала, что вы собрались плыть на пароме.

— Совершенно верно. Моя внучка очень больна и…

— Мама, — оборвала ее Моника, — нам нужно идти…

— Подождите! — Зак поймал ее за руку, но обратился к Карле: — Даже и не думайте об этом. Какой сейчас может быть паром?

Прежде чем Моника успела что-либо ответить, он мягко повернул головку Николь к себе и положил ладонь ей на лоб. Девочка отпрянула от его прикосновения.

— Ребенок весь горит. — Зак укоризненно посмотрел сначала на Монику, а затем на ее мать. — Ей надо лежать в постели, а не болтаться десять часов по штормящему океану.

— Это не ваше дело, мистер Робинсон, — ответила Моника. Несмотря на дрожь в голосе, выражение ее лица было неприветливым.

— Леди, здесь речь идет не о прогулке под дождем. На карту поставлено здоровье ребенка!

— Николь до ужаса боится летать, — вмешалась Карла, сказав это примирительным тоном.

Зак рассматривал девочку, глаза которой блестели каким-то лихорадочным блеском.

— Она выглядит довольно спокойной.

Зак увидел, что в ответ на его замечание глаза Моники потемнели от боли, и это невозможно было не заметить. Зак сам перенес немало страданий, чтобы причинять боль другим людям. Он тоже когда-то был отцом и слишком хорошо знал, как быстро может погаснуть жизнь в маленьком человечке, если эту жизнь не охранять и не беречь.

— Послушайте, — тихо обратился он к Монике. — В этом деле у меня нет личного интереса, но когда-то давным-давно я… я знал маленькую девочку, которая… в общем, которая так и не стала взрослой оттого, что не получила той заботы, в какой нуждалась. Поэтому послушайте меня. Мой самолет стоит за окном, готовый к вылету. Позвольте мне доставить вас и вашего ребенка на Кадьяк.

— Летите с ним, — посоветовала Ада. — На пароме поплыву я. Тем более что это путешествие даст нам с миссис Романовой возможность наверстать упущенное и наконец вдоволь наболтаться.

Она заговорщицки взглянула на Карлу, и та кивнула.

— Я хороший пилот, — сказал Зак.

— Очень хороший, — подтвердила Ада.

— Моя «сессна» — четырехместная, — пояснил Зак. — Вы можете уложить вашу дочь на заднее сиденье и потеплее ее укутать. Я доставлю вас на Кадьяк меньше чем через час.

— Пожалуйста, дорогая, — прошептала Карла, когда Моника, все еще крепко прижимая к себе ребенка, беспомощно замотала головой.

Моника взглянула на Зака. Ее мать с ним знакома, но ей недостаточно этого. Так много поставлено на карту! Даже одна крохотная ошибка может погубить все.

— Ладно, — наконец сдалась она. Потеря независимости или риск ухудшить состояние Николь? Несопоставимо! — Получается, что я опять вынуждена принять ваше предложение подвезти меня.

Решиться оказалось легче, чем она думала.

— Не могу поверить, что она уснула, — сказала Моника. — Она ужасно горячая…

— Мы почти на месте. — Зак объявил по рации свои позывные и координаты и добавил: — Вызываю доктора Кунца в Виндемиер. Срочно. — Зак порылся в нагрудном кармане и достал жевательную резинку. — Разбудите ее и дайте пожевать, пока я буду сажать самолет. Уши, — пояснил Зак в ответ на вопросительный взгляд Моники.

— О да, конечно. Спасибо.

Моника сняла обертку с жвачки, наполняя небольшое пространство между ними запахом мяты. Кабина пилота в «сессне» была узкой и тесной, а Зак Робинсон — не только очень высоким, но и широким в плечах и груди. Любое движение ее или Зака приводило к тому, что их руки или плечи соприкасались.

В течение полета они совсем мало говорили друг с другом. Мешали шлемы, но больше — молчаливое присутствие Николь на заднем сиденье. Моника гадала, что же Зак Робинсон думает о ней и ее дочери. Он был очень вежлив и хорошо воспитан, чтобы спросить о чем-либо, хотя в глазах его сквозило много вопросов.

Ладно, пусть гадает, решила Моника, неловко изогнувшись на своем узком сиденье, чтобы разбудить дочь и дать ей жевательную резинку. Доверять нельзя никому, каким бы надежным и вызывающим доверие человек ни казался.

Она невольно коснулась грудью руки Зака и вздрогнула, поймав его пристальный взгляд. Какую-то долю секунды она смотрела на него, но этого оказалось достаточно, чтобы между ними вспыхнула искра. Это совершенно выбило Монику из колеи, да и Заку также не доставило большого удовольствия. Он быстро отвернулся.

— Николь, милая, — позвала Моника, с трудом пытаясь притвориться, что ничего не случилось. — Просыпайся, дорогая. Хочешь жвачку? — Она мягко потрясла ребенка, потом встревоженно стала тормошить дочурку. — Она не просыпается! — Словно обезумев, она схватила Зака за рукав. — Она не просыпается!

Паника охватила и Зака. Недремлющий кошмар мгновенно вернулся из тех далеких дней. Мэдди, его маленькая драгоценная Мэдди, слабая, ни на что не реагирующая. И холодная, такая холодная…

— Моника! — Подбирая место для посадки самолета, Зак сумел найти секунду, чтобы накрыть своей рукой ледяную руку Моники и заглянуть ей в глаза. — Послушайте меня. У нее жар. Она глубоко уснула, а может быть, даже без сознания. Но она жива. И я не позволю — вы слышите меня? — я не позволю ей умереть!

Еще один несчастный взгляд Моники, и он не в силах будет вести самолет. Немедленно взять себя в руки!

— А теперь держитесь покрепче, хорошо? Мы садимся. Я постараюсь приземлиться мягко. Нас будет ждать доктор. Я обещаю. — Зак говорил отрывисто, манипулируя рычагами управления.

Оцепенев, Моника закивала, а ее рука тем временем пробиралась к Николь, чтобы потрогать безжизненные пальчики дочери. Они были теплыми, даже горячими. Это успокаивало и пугало одновременно.

Когда они приземлились, их встречали Дик Макбрайд и Митч Гордон, младший сын Ады, а также доктор Кунц с чемоданчиком. Зак выпрыгнул из кабины самолета и быстро обогнул нос «сессны», чтобы помочь Монике выйти. Затем кивнул доктору.

— Сюда, док. Помогите мне. — Она ни на что не реагирует, — прошептал он доктору, когда им удалось осторожно вынести девочку из кабины.

Заднее сиденье большого старого «мерседеса» доктора было очень удобным для маленькой девочки, закутанной в несколько шерстяных одеял.

— Я поеду с вами. Подождите! — Моника, боясь, что врач уедет без нее, прыгнула на пассажирское сиденье и захлопнула дверцу.

Доктор улыбнулся ей по-отечески:

— Постарайтесь так сильно не волноваться, моя дорогая.

Легко ему говорить! Моника мельком глянула в окно. Вокруг было очень пустынно, даже для Аляски.

— Это кадьякский аэропорт? — спросила она, не в силах скрыть тревогу в дрожащем голосе.

— Конечно, нет! — рассмеялся доктор. — Это владения Закариуса Робинсона — Виндемиер.